София - венецианская наложница - Энн Чемберлен

Дочь Баффо падала в обморок. Дочь Баффо изображала припадки. Дочь Баффо убегала, и солдаты охраны ее хватали и возвращали на место. Она флиртовала с членами команды. Она показывала им свои лодыжки. Она приспускала свой лиф. Ее глаза заигрывали с ними, выглядывая из-под веера. Она посылала им поцелуи, обещала золотые дукаты и даже с рыданьями падала перед ними на колени. Когда все это не помогло, она как бы случайно выпустила собачек и канареек, и кортеж не мог тронуться, пока большинство из них не поймали.

Это не могло длиться вечно — ни мое безумие, ни его причина, и наконец, мой дядя не выдержал и приказал:

— Зови их, Джорджо. Они потеряли достаточно времени на эти прощальные поцелуи. Мы должны отчаливать сейчас или нам придется ждать следующего прилива.

Я помахал нашим людям на берегу и стал внимательно наблюдать, что же будет дальше.

Было бесполезно ловить канареек Люди будут любоваться их желтым оперением и слушать их пение здесь, в Венеции. Но старая тетушка и слуги были очень нежно привязаны к своим собачкам и теперь, после происшествия, крепко держали их на руках. Затем я увидел, как что-то ярко-розовое было схвачено и повлечено на баркас.

— Очень хорошо! — вырвалось у меня.

Едва я сосредоточился, чтобы придумать приветственную речь, как вдруг София Баффо взорвалась, как ядро канонады. Вырвавшись из рук мужчин, она выбежала прямо в центр площади, где стояли два больших столба из красного гранита, ища у них правосудия. Яркий блик розового поднялся на эшафот, занял свободное место, и мне стало ясно намерение Софии. Она собиралась повеситься рядом с казненными.

Глядя на это представление, одна из монахинь, ее тетушка, упала в обморок Толпа вздыхала, вопила о спасении или просто стояла, напоминая статуи, наблюдая за этой странной сценой голгофы. Хусаин, стоявший рядом со мной и тоже наблюдавший это зрелище, перешел на арабский и начал нашептывать заклинание против зла неверных, не отводя глаз от ярко-розовой девушки. Веревка уже была у нее на шее, примостившись между нитями жемчуга, изумрудов и золота. И я опять отметил, что она была довольно высока: ей не приходилось стоять на цыпочках в сравнении с другими приговоренными.

В следующий миг она одним ударом выбила подставку из-под своих ног и упала… в сильные руки слуги моего дяди — Пьеро. Он отвечал за ее безопасное прибытие на корабль, и я знал, что он не подведет меня, но только сейчас я вздохнул с облегчением. Затем я от души смеялся со всеми остальными на корабле и на берегу, когда старый Пьеро уселся на подставку рядом с телами преступников, положил дочь Баффо на свое колено и отшлепал под одобрительные возгласы толпы.

Я никогда не забуду эту картину: огромный чернокожий мужчина и розовые дрыгающие ноги. Контраст цветов мне так понравился, что я решил купить слуге моего дяди коралловые серьги, когда мы прибудем в Константинополь. С этой мыслью я и вернулся к своей работе. Донна София Баффо больше не будет отнимать моего времени, пока она не прибудет на борт.

Прилюдное приручение синьорины придало мне уверенности, что я тоже могу стать хозяином положения. Я наблюдал за проделками все это утро с отрешенностью от аудитории, как женщины гарема за решеткой, и я чувствовал эту силу, свободу. На расстоянии в половину залива сила ее красоты не имела на меня воздействия. Все ее махинации сошли на нет. Они казались глупыми и детскими. Больше я не боялся ее. София Баффо станет шелковой, чувствуя только море под своими ногами.

Свежий ветер дул над нами, наполняя паруса нашего корабля и заставляя судно разрезать волны. Моряки были свежи и полны сил, и к вечеру полуостров Истрия стал всего лишь низким серым видением на горизонте. Заходящее солнце освещало землю с такой яркостью, что на берегу невозможно было ничего разобрать. Но ветер все же доносил запах дубового леса на наш корабль, запах киля, весел и палубы. Яркие цвета заката, напоминающие шелка знатной женщины, предвещали хорошее плавание на следующий день. Вечерние звезды напоминали бриллианты в ушах синьоры. Дельфины, радостно кувыркаясь, сопровождали нас.

У меня было много дел. И я, честно говоря, даже забыл на некоторое время о своенравной пассажирке. Она вела себя довольно тихо.

Но когда дети тихие, — бывало, говорила моя старая няня, — я знаю, они готовят новую проказу.

Дядя Джакопо подвел ко мне старую монахиню. «Это мой племянник Джорджо, первый помощник на корабле, — сказал он. — Если у вас будут трудности, обращайтесь к нему». Его взгляд, брошенный в мою сторону, сказал мне, что сам он просто-напросто не хочет тратить время на глупости.

На лице монахини уже застыли слезы, и оно приобрело зеленоватый оттенок от качки корабля. Однако она смотрела на меня с отвагой, сжимая четки и ища в них поддержки, этим самым показывая, что мне придется противостоять божественной силе, содержащейся в них.

— Сестра, вы что-то хотите сказать? — спросил я.

— Молодой синьор Виньеро, — она повернулась ко мне и в упор поглядела на меня, — я желаю, чтобы вы более строго следили за своими людьми.

— Моими людьми?

— Тот чернокожий монстр, синьор…

— Кто? Пьеро? Что он сделал?

Один или два раза она раскрыла рот, как рыба, выброшенная из воды, но так и не смогла заставить себя произнести имя злодея. Она провела меня по палубе к скамейкам гребцов и показала мне его. Мы остановились у бака, где могли видеть брызги воды перед нами и полночное небо, отражающееся в рыболовных снастях.

Среди гребцов я увидел слугу моего дяди. Скрестив свои длинные, в экзотических белых штанах ноги, он усердно работал веслами в лучах уходящего света. Но что это? Рядом с ним, усевшись на катушках троса, примостилась дочь Баффо!

Девушка уже переоделась. Сейчас она была в сливовом вельвете, украшенном золотыми цепями и кольцами. Но розовый шелк был при ней. Оказалось, что весь полдень она провела, обрезая и перекраивая свою юбку. Вооружившись иголкой и ниткой, сейчас она как раз переделывала юбку в рубашку для старого Пьеро. После утра, проведенного в разыгрывании безумной на причале и повешенной на эшафоте, ее попытка устроить здесь показ мод была почти нормальной вещью. И все же я отметил прекрасный вкус дочери Баффо, ведь она тоже заметила, как хорошо розовый цвет подходил чернокожему слуге моего дяди.

Она не далеко продвинулась в своем проекте — во-первых, потому что была не очень хорошей швеей. Ее второй трудностью был тот факт, что она проявляла большое внимание к работе Пьеро, пренебрегая своей собственной. Девушка наблюдала за его руками, комментировала их ловкость и вообще задавала любые вопросы, которые приходили ей в голову.

Пока я стоял рядом с тетушкой, наблюдая за происходящим, я увидел, что дочь Баффо дважды нагнулась к рабу, сначала уронив свой наперсток в свиток каната, который он галантно достал. Так как это не возымело желаемого результата, она наклонилась второй раз с наигранным интересом по поводу канатного производства, которым она хотела показать свою разносторонность, а не его знание пеньки. Мне стало совершенно ясно, что донна Баффо решила начать флирт со своим спасителем, нашим чернокожим рабом, выбрав его изо всех мужчин на корабле.