Манадзуру - Хироми Каваками

Он надел жакет лишь несколько раз. Вместо него стал опять носить пиджак.

— Хоть и объявили день без галстуков, половина всё равно ходят в костюмах. Мне больше по душе официальный стиль, — проворчал Рэй.

Рэй пропал на исходе того лета. Незадолго до его исчезновения я решила отнести его жакет в чистку, проверяя карманы, я обнаружила во внутреннем кармашке клочок бумаги. На клочке были написаны цифры, похожие на обозначение времени. 21:00. Мелкие цифры в уголке бумажки величиной с визитку. Я смяла её и выбросила. После того, как стало ясно, что Рэй исчез, жакет пролежал в химчистке ещё целый месяц. Обнаружив сложенную во много раз квитанцию в одном из отделов своего кошелька, я нехотя отправилась его забирать. Вдруг я вспомнила цифры 21:00, и моё сердце заколотилось. Ощущая бешеное биение сердца, я открыла дверь прачечной. Женщина, заведующая химчисткой, обливалась потом.

— Не переношу кондиционеров, — постоянно бормотала она извинения в преддверие лета. «Почему здесь так жарко!» — видимо, такие жалобы ей частенько приходилось выслушивать от клиентов. Но даже когда лето уходило, женщина продолжала потеть. Доносился слабый запах пота. Я закрыла жакет в стенной шкаф, даже не снимая виниловой упаковки. После этого я ни разу к нему не прикоснулась до тех пор, пока не стала готовить вещи к переезду в дом к маме.

Сейчас я размышляла, о чём думал Рэй, выводя на бумаге цифры 21:00. Но мысли мои сразу наталкивались на непреодолимую преграду. Время шло, и следов, что оставил после себя Рэй, становилось всё меньше и меньше. Жакет я несколько лет назад выбросила. Кроме него, однако, вокруг меня оставалось сколько угодно напоминаний о том, что Рэй существовал.

— Сэйдзи, — позвала я в телефон. Произнося его имя в телефонную трубку, я становилась к нему ближе. Ближе, чем если бы я позвала его, стоя прямо перед ним. Наверное, так казалось, потому что ухо напрямую и полностью поглощало звук моего голоса.

— Что?

— Мы когда-нибудь с тобой расстанемся?

— Странный вопрос, — произнёс Сэйдзи. — Ты хочешь расстаться?

— Да нет, так просто, вспомнила…

Сэйдзи знал, что эти мои воспоминания связаны не с ним, а с Рэем. «Отвратительная женщина», — подумала я сама про себя.

А Сэйдзи был очень добрым. Он не сказал мне ни одного дурного слова. Поэтому мне становилось страшно. Но природа этого страха была совсем иной, чем страх, который я испытывала рядом с Рэем.

— Если бы ты договорился о свидании с кем-нибудь на 9 часов вечера, где бы вы встретились, — задала я вопрос.

— Дай подумать. Кафе в 9 уже закрываются. Наверное, в холле гостиницы, или в клубе, а может быть, и в баре, — получила я вежливый ответ.

Я даже не была до конца уверена, что цифры 21:00 обозначают время встречи. Я только пыталась мыслям, мечущимся в тупике, дать хоть какую-то зацепку.

— Кстати, сегодня вечером у меня назначена встреча как раз на 9 часов, — донесся голос Сэйдзи с другого конца телефонной трубки.

— А?

— С младшими коллегами. В баре гостиницы.

— Ну, береги себя, — сказала я. Сэйдзи засмеялся. По своему обыкновению он засмеялся беззвучно, но я почувствовала, от его губ исходят волны воздуха.

«Береги себя», — смогли бы эти слова предотвратить исчезновение Рэя, скажи я ему их тогда. Опять меня мучили ни к чему не ведущие предположения. Я потянулась, пытаясь глубже спрятать ребяческое самоутешение. Затем живо поинтересовалась у Сэйдзи насчет следующего нашего свидания.

— В этом месяце я буду очень занят. Боюсь, что времени встретиться не будет. Прости, — проговорил Сэйдзи.

— А, понятно, — покорно ответила я. Сэйдзи опять засмеялся.

— Ты сегодня какая-то тихая.

В тот миг, когда я услышала отказ, мою грудь пронзила острая боль. Любви я не чувствовала, только боль.

Кроме записки, существовало еще кое-что. Это был дневник Рэя. Он стоял среди словарей в первом ряду книжной полки. Раз в месяц я доставала его и листала страницы.

Дневник представлял собой отрывочные заметки. «Сменные лезвия — одна пачка. Вечером Торигэн[4]. Такамацу. Кавахара. Ужин с начальником. Игрушечную лошадку для Момо». И тому подобные вещи были сухо набросаны на бумаге. В словах отсутствовала какая-либо связность, но каждый раз, когда я перечитывала их, они больно ранили меня. Даже сами буквы, выстраиваясь рядками, наносили мне раны.

Я не подозревала, что Рэй ведёт дневник. Обнаружив, я принялась скрупулёзно изучать его, ища ключ к разгадке его таинственного исчезновения. Я выискивала намёк на существование другой женщины или суммы денег.

Не найдя ничего подобного, я некоторое время пребывала в полной растерянности. Не оттого, что мне не удалось обнаружить что-либо, а оттого, что я словно заглянула в жизнь Рэя через замочную скважину. Стоимость оякодона, который он ел на обед, список старых номеров журналов, фраза типа: «Сокращение сроков доставки на 5 дней, переговоры завтрашнего дня» — видимо, что-то связанное с работой, и тому подобное, всё это никак не походило на того Рэя, каким я его знала до недавнего времени.

В порыве я запрятала дневник в самую глубину книжной полки. Так, чтобы больше не видеть его. Рэй никогда не казался мне чужим, но после того, как я прочла его дневник, он превратился для меня в незнакомца. Я даже не могла вспомнить его лицо. Его запах. Ощущение от прикосновения к его кожи. Его голос.

Нет, он не исчез для меня. Просто я, читая строчки его дневника, взглянула на окружавшие нас вещи не своими глазами, а глазами Рэя. Смотреть на мир глазами другого человека — занятие не из приятных. С момента этого осознания, чтение дневника раз за разом стало причинять мне боль. Больно. Противно. Неприятно. Рэй не был похож на меня. Он жил в другом мире.

То, что он был далёк, я на самом деле знала. Знала, но была поражена, когда оказалась поставленной перед фактом. Чувства всколыхнулись, словно отпрянув от обжигающего пламени.

По прошествии времени я вернула дневник на его прежнее место в первом ряду. Туда, где стояли только те книги, которые чаще всего брали. Ты глупец, Рэй, — иногда говорила я вслух. Я повторяла это без особого чувства. Однажды, когда я вновь произнесла эту фразу, за мной тихо наблюдала Момо. Она стояла у меня за спиной. Я застыла с раскрытым дневником в руках, а Момо тут же вышла из комнаты. За моей спиной не было враждебности, но в воздухе повис упрёк.

Возможность упрекнуть кого-нибудь вызвала в моей душе зависть. Я попыталась, но ухватиться было не за что. У меня не было ничего, что могла бы поймать ищущая рука, ничего, кроме проскальзывающей сквозь пальцы пустоты.

Цветы на деревьях распустились, и в воздухе витал аромат. Встретиться с Сэйдзи не было возможности, Момо, с тех пор как начала ходить на подготовительные курсы, была тоже занята. Гуляя в одиночестве, я добрела до университета. Погода стояла ясная, что само по себе было уже приятно. Я дошла до пруда возле теннисного корта и села на траву. Три оставшихся головастика Момо превратились в лягушек. Не так давно мы вдвоем с Момо сходили на этот пруд и выпустили их. Сперва неподвижно посидев на траве, маленькие зеленые лягушата запрыгали прочь и исчезли в зарослях. Исчезли, передвигаясь маленькими короткими прыжками.