Белая масаи. Когда любовь сильнее разума - Коринна Хофманн

забронированный билет и справку о внесении денежного залога, нам наконец выдают бланк заявления. Когда я пытаюсь ответить на кучу вопросов, мне становится ясно, что я с трудом понимаю большую их часть, поэтому решаю прибегнуть к помощи Урсулы и ее мужа.

Через пять часов езды мы наконец дома. Присцилла уже начала волноваться, потому что не знала, где мы провели ночь. Лкетинга попытался объяснить ей, почему он одет по-европейски. Я ложусь на кровать, так как на улице очень жарко и я устала. В то же время я чувствую голод и уверена, что стала на пару килограммов легче.

До вылета домой еще есть шесть дней, и я еще не разговаривала с Лкетингой о совместном будущем в Кении. Все дело в этом дурацком паспорте. Поэтому я занята мыслями о том, с чего я могла бы здесь начать. Чтобы жить так, как живем мы, много денег не потребуется, и все же мне нужны и работа, и дополнительный доход. Вот тогда мне и пришла в голову идея поискать магазин в одном из многочисленных отелей. Я могла бы нанять пару швей, привезти из Швейцарии выкройки платьев и открыть ателье. Красивых тканей здесь в избытке, и уж тем более нет недостатка в хороших швеях, которые работают примерно за 300 франков в месяц. Да и продажи – мой конек.

Воодушевленная этой идеей, я зову Лкетингу в домик и пытаюсь все это ему растолковать, однако вскоре осознаю, что он меня не понимает. Поскольку сейчас его понимание очень важно, зову на помощь Присциллу. Она переводит, а Лкетинга лишь время от времени кивает. Присцилла объясняет мне, что без разрешения на работу или замужества я не смогу реализовать свой проект. Тем не менее идея хороша, так как она знает здесь нескольких человек, хорошо зарабатывающих на пошиве одежды. Я спрашиваю Лкетингу, не хочет ли он жениться. Вопреки моим ожиданиям, он реагирует на это предложение осторожно. По его мнению, раз уж у меня такой процветающий бизнес в Швейцарии, я не должна его продавать. Вместо этого я могла бы приезжать на «каникулы» два-три раза в год, а он всегда будет меня ждать!

Я немного злюсь. Ради него я готова бросить все, а он предлагает мне приезжать на «каникулы»! Я обескуражена. Он сразу это замечает и говорит (что, конечно, верно), что он толком не знает ни меня, ни мою семью. Ему нужно время подумать. Мне тоже следует подумать, а кроме того, он ведь тоже может приехать в Швейцарию. Я просто говорю: «Лкетинга, когда я что-то делаю, я делаю это на сто процентов, а не наполовину». Либо он хочет, чтобы я приехала, и он чувствует то же, что и я, либо я пытаюсь забыть все, что произошло между нами.

На следующий день мы едем в отель к Урсуле и ее мужу, чтобы заполнить форму. Но их нет на месте: они отправились в многодневное сафари. В очередной раз я проклинаю свой скудный английский. Приходится искать переводчика. Лкетинга хочет прибегнуть к помощи одного масаи, никому другому он не доверяет.

Мы возвращаемся в Укунду и долго сидим в кафе, пока наконец не появляется масаи, умеющий читать, писать и говорить по-английски. Мне не нравится его заносчивость, но вместе с Лкетингой он заполняет все бумаги, замечая при этом, что без взяток не обойтись. Поскольку он показывает мне свой паспорт, свидетельствующий, что он дважды был в Германии, я ему верю. Он добавляет, что из-за цвета моей кожи взятка увеличивается пятикратно. На следующий день он отправится в Момбасу с Лкетингой и за небольшую плату обо всем позаботится. Я со скрипом соглашаюсь, потому что у меня нет желания снова иметь дело с тем жирным и высокомерным госслужащим. Он берется все устроить всего за 50 франков и даже проводить Лкетингу в аэропорт. Я даю деньги на взятку, и они вдвоем отправляются в Момбасу.

Наконец я снова иду на пляж и балую себя солнцем и хорошей гостиничной едой, которая, конечно, стоит в десять раз дороже, чем в местных ресторанах. К вечеру возвращаюсь в наш домик, где меня уже ждет Лкетинга. Он мрачнее тучи. Взволнованно спрашиваю, как все прошло в Момбасе. Но он хочет знать, где я была. Я смеюсь и отвечаю: «На пляже. А поесть ходила в отель!» Он также хочет знать, с кем я там общалась. Я упоминаю об Эди и двух других масаи, с которыми перекинулась парой слов на пляже. Выражение его лица становится более дружелюбным, и он небрежно сообщает, что на паспорт уйдет недели три-четыре.

Я счастлива и стараюсь рассказать ему как можно больше о Швейцарии и моей семье. Он с нетерпением ждет встречи с Эриком, но говорит, что не знает, чего ожидать от остальных людей. Меня тоже тревожит мысль о том, как люди в Биле отреагируют на него. Оживленное движение на улицах, модные рестораны, вся эта роскошь… Возможно, это смутит его.

Последние дни в Кении проходят спокойно. Время от времени мы прогуливаемся возле отеля, по пляжу или проводим день в деревне с разными людьми, пьем чай и готовим. Утром в день отъезда я чувствую грусть и одновременно пытаюсь сохранять самообладание. Лкетинга тоже неспокоен. Многие дарят мне подарки, в основном это украшения масаи. В итоге мои руки увешаны почти до локтей.

Лкетинга снова моет мне волосы, помогает собраться и то и дело спрашивает: «Коринна, ты правда вернешься?» Видимо, он думает, что не вернусь. Он думает, что белые женщины только так говорят, но больше не возвращаются, а если и возвращаются, то проводят время уже с другим мужчиной. «Лкетинга, мне больше никого не надо! Мне нужен только ты!» – не устаю я повторять. Я буду писать, присылать фотографии и обязательно дам ему знать, когда закончу со всем делами. В конце концов я должна найти покупателя на свой бизнес, и кроме того, продать квартиру вместе со всей обстановкой.

Если он получит паспорт, то должен сообщить мне через Присциллу о своем приезде. «Если это не сработает или тебе вдруг не захочется ехать в Швейцарию, не стесняйся, дай мне знать», – говорю я. И добавляю, что мне потребуется около трех месяцев, чтобы закончить дела. Он спрашивает, сколько длятся три месяца. «Три полнолуния», – смеясь, отвечаю я.

В этот день мы не расстаемся. Мы решаем пойти в Bush Baby Bar и посидеть там до четырех утра, чтобы не проспать и максимально насладиться временем. Мы говорим, жестикулируем, интерпретируем наши жесты всю ночь и всю ночь повторяется один