Белая масаи. Когда любовь сильнее разума - Коринна Хофманн

подкалывали Лкетингу: мол, такая молодая и красивая, с кучей денег уж точно не вернется в Кению за чернокожим парнем, у которого ничего нет. «Он, видно, поверил им, потому что не получил писем», – заключает Присцилла.

Я спрашиваю Присциллу, где его дом. Она точно не знает, но где-то в районе Самбуру, это около трех дней пути отсюда. Мне не о чем волноваться, я ведь уже благополучно прибыла сюда, а она попытается найти кого-нибудь, кто сможет отправиться туда в обозримом будущем и доставить сообщение. «Со временем мы узнаем, что происходит. «Pole, pole,[4] – говорит она. – Ты в Кении. Тебе нужно много времени и терпения».

Две женщины заботятся обо мне, как о ребенке. Мы много разговариваем, и Эстер (так зовут мусульманку) рассказывает о своих испытаниях с мужем. Они предупреждают меня о браке с африканцем. Они неверны и плохо относятся к женщинам. Мой Лкетинга другой, думаю я и помалкиваю.

Проснувшись утром, мы решаем купить кровать. Ночью я не могла сомкнуть глаз: мы с Присциллой делили узкую кровать, а Эстер спала на второй кровати. Поскольку Присцилла – дама довольно крупная, для меня практически не осталось места и мне приходилось держаться за край, чтобы не соскольз– нуть.

Итак, мы едем в Укунду и ходим от одного продавца к другому по сорокаградусной жаре. У первого нет двуспальной кровати, но ее можно изготовить на заказ за три дня. У другого мы находим красивую резную кровать примерно за восемьдесят франков. Я хочу купить ее прямо сейчас, но Присцилла возмущенно говорит: «Слишком дорого!» Кажется, я ослышалась. За эти деньги – великолепная двуспальная кровать ручной работы! Но Присцилла непреклонна: «Ну же, Коринна! Слишком дорого!» Так продолжается полдня, и я наконец покупаю кровать за шестьдесят франков. Мастер разбирает ее, и мы тащим все это дело на главную дорогу. Присцилла покупает еще матрас, и после часа ожидания на изнуряющей жаре на пыльной дороге мы на матату добираемся до отеля, где все выгружаем. И вот мы стоим с разобранной на части кроватью, которая, конечно, весьма тяжелая, так как сделана из массива дерева.

Мы беспомощно оглядываемся по сторонам. В это время с пляжа спускаются трое масаи. Присцилла договаривается с ними, и слегка застенчивые воины тут же помогают нам отнести мою новую двуспальную кровать в деревню. Я стараюсь не смеяться, потому что все это выглядит очень забавно. Когда мы наконец добираемся до дома, я хочу немедленно приступить к сборке, но мне не позволяют: каждый масаи хочет сделать это за меня. Уже шестеро мужчин возятся с моей кроватью.

Поздно вечером мы все в изнеможении сидим на моем новом ложе. Для помощников заварен чай, и все снова говорят на масайском языке, которого я не понимаю. Воины по очереди смотрят на меня, и время от времени я слышу имя Лкетинги. Примерно через час все расходятся, и мы, женщины, собираемся спать. Это значит, что нужно немедленно помыться за хижиной, сейчас это сделать очень удобно, потому что там кромешная тьма, и нас точно никто не заметит. В туалет тоже придется идти за хижину, потому что по «куриной доске» в такой темноте уже не забраться.

Изможденная, я в новой постели погружаюсь в чудесный сон. На этот раз Присцилла мне не мешает: кровать достаточно широкая. Однако места в хижине почти не осталось, так что, если вдруг появляются гости, всем приходится сидеть на краю кровати.

Дни летят. Присцилла и Эстер балуют меня. Одна готовит, другая носит воду и даже стирает одежду. Когда я протестую, они говорят, что на улице слишком жарко для того, чтобы я могла работать. Так что большую часть времени я провожу на пляже, все еще ожидая знака от Лкетинги. По вечерам к нам часто приходят воины масаи, мы играем в карты или пытаемся рассказывать истории. Со временем я замечаю, что то один, то другой проявляют ко мне интерес, но мне не хочется даже думать об этом, потому что мне нужен только один мужчина. Никто из них не был так прекрасен и строен, как мой полубог, ради которого я пожертвовала всем. Воины замечают мою незаинтересованность, я узнаю про новые слухи о Лкетинге. Видимо, все знают, что я все еще жду его.

Когда я в очередной раз вежливо, но твердо отклоняю предложение масаи о дружбе, то есть о любовной связи, он говорит: «Зачем ты ждешь этого масаи? Все знают, что с деньгами, которые ты ему дала на паспорт, он ездил в Малинди-Ватаму и спустил их там с африканскими девушками». Затем он встает и говорит, что мне следует еще раз подумать о его предложении. Я прошу, чтобы он больше не появлялся. Тем не менее чувствую, что меня бросили и предали. А что, если это правда? В голове крутится множество мыслей, и единственное, в чем я уверена в конце дня, так это в том, что не хочу верить в услышанное. Я могла бы поехать в Момбасу к индийцу, но у меня почему-то не хватает на это духу – чувствую, что не вынесу позора. Каждый день я встречаю воинов на пляже, и историям нет конца. Один даже рассказал, что Лкетинга сошел с ума и его силой увезли домой. Там он якобы женился на молодой девушке и больше не приезжает в Момбасу. Если мне нужно утешение, то рассказчик всегда к моим услугам. Боже мой, когда они оставят меня в покое? Я начинаю чувствовать себя ланью среди львов. Все хотят меня съесть!

По вечерам я рассказываю Присцилле о последних слухах и ухаживаниях. С ее точки зрения, это нормально. Я здесь три недели одна, без мужчины, а эти люди привыкли считать, что белая женщина никогда не остается одна надолго. Затем Присцилла рассказывает мне о двух белых женщинах, которые давно живут в Кении и не пропускают ни одного масаи. С одной стороны, я в шоке, а с другой, поражена, что здесь есть другие белые женщины, которые даже говорят по-немецки. Я расспрашиваю Присциллу о них. Она указывает на небольшой коттедж в деревне и сообщает: «Этот домик принадлежит Ютте, немке. Она сейчас работает в туристическом лагере где-то в районе Самбуру, но в ближайшие две-три недели хочет ненадолго заехать сюда». Меня заинтересовала эта загадочная Ютта. Между тем ухаживания продолжаются, и от этого мне в самом деле становится нехорошо. Одинокая женщина для них славная добыча, а Присцилла либо не может, либо не хочет заступиться за меня. Когда я говорю ей об этом, она порой