Непал. Винтажный роман - Александр Чумиков

Что касается моей монгольской жизни, то в ней присутствовало, конечно, знакомство с историей, осмотр древностей, но в гораздо более мягкой форме по сравнению с Францией, где тебя постоянно строили и наставляли. А за пределами в общем-то добровольной экскурсионной программы проходили душевные пьянки с педагогическим коллективом Колиной школы, в свободное от учительской работы время, и братание с советскими же военными. Всё как обычно на любой территории, где работал СССРовский контингент, а к нему в гости приезжали люди с «большой земли».

Но вновь – как и во Франции – обычное действие причудливо перетекло в необычное приключение, и вот как это случилось.

Я периодически думал о религии, да и не мог не думать. В деревенском доме, где родилась моя мать и где жила бабушка, висели иконы. Переехав в Москву, бабушка продолжала ходить в церковь. Будучи правоверным пионером, а потом комсомольцем, я церковь, разумеется, не посещал, а если и заглядывал, то исключительно «для прикола». Но немножко знал, наблюдая действия родни, о православных праздниках, молитвах и обрядах, Иисусе Христе, Николае Чудотворце и некоторых других святых. Знание об иных религиях исчерпывалось тем, что я слышал об иудеях и мусульманах. Но кто это, чем различаются и во что верят, толком не понимал.

Зато в Московском университете, куда я поступил после школы и армии, нам преподавали «Научный атеизм». Как известно, в задачу предмета входило разоблачение «мракобесия» и объяснение, почём «опиум для народа». На деле же, да при умных и заинтересованных преподавателях предмет превращался в «Религиоведение». Раньше любили повторять: чтобы побеждать врага, нужно знать его оружие. Правильно! Значит, чтобы разоблачать «мракобесие» и «опиум», нужно сначала понимать, из каких компонентов они состоят. Моё вхождение в предмет началось с христианства и вылилось в своеобразное и в общем-то не совсем небесное, а вполне земное представление об этой религии. И тоже благодаря гуманитарной науке, поскольку параллельно с научным атеизмом мы проходили курсы древнегреческой и древнеримской истории и литературы.

В собственных ответах о происхождении христианства я в целом удовлетворял и университетских профессоров, и даже одного церковного батюшку. Они мягко критиковали меня за некоторую вольность трактовки, но в плохих знаниях (в случае с профессурой) и в ереси (в случае с батюшкой) не обвиняли и говорили, что такой взгляд, ну… возможен. А собственно взгляд заключался в следующем.

Древние греки – язычники, но очень цивилизованные: и в плане развития всяких культур, и в смысле человеческого общежития. У них многобожие. Боги сидят на горе Олимп и ведут себя совсем как люди: радуются, сердятся, женятся, мастерят разные предметы и даже выпивают. В общем, живут полной жизнью, а если их хорошо попросить, то помогают. И сами греки тоже жили полной жизнью и активно обогащали цивилизацию. Один Гомер с «Илиадой» и «Одиссеей» чего стоит!

И так далее.

Римляне вроде тоже цивилизованные, но – как бы это понятнее и не очень длинно выразить – без тормозов. Рабство, жестокие казни, насилие, содомия; бои гладиаторов и развлечения пострашнее – такие, что мороз по коже. И тоже, как у греков, язычество, и тоже многобожие, да те ли это боги (и боги ли вообще), если подобное терпят? И вот появляется человек по имени Иисус, который выдал – прямо по названию одного из фильмов Станислава Говорухина: «Так жить нельзя!» И не просто констатировал неприемлемое поведение, но и предложил другие правила жизни, закреплённые впоследствии в священных книгах.

«Да кто ты такой, чтобы нас учить?» – вскричали порочные римляне и гвозди Иисусу в руки и в лоб, чтоб чего не сотворил и ни о чём не думал.

Ну, дальше – распятие Христа, воскресение, вознесение – в этом я разбираюсь не очень. В общем, Христос «ушёл», но его правила как некоторый идеал человеческого поведения остались. Вот вам и христианское учение.

Каждый человек думает о религии. Он думает о том, стоит во что-то верить или нет. Он определяет себя как верующего или неверующего. Если он верующий, то, стало быть, является приверженцем какой-то религии – в зависимости от окружения, в которое попадает.

А насколько он привержен? Если «просто верю, и всё», то он и есть «просто верующий», разделяющий, сочувствующий. Если «разбираюсь, посещаю, соблюдаю», то его называют воцерковлённым, во всяком случае в православной вере.

Человек может быть сторонником определённой веры. Он может говорить: «Я – православный», или «Я – мусульманин», или «Я – иудей». Само по себе это не означает ни фанатизма, ни глубокой приверженности, ни тем более воцерковлённости. Так, самоидентификация. Ну, нравится мне вот такая религия.

А может и означать. И сопрягаться с регулярными молитвами, намазами, радениями и другими формами поклонения Богу.

Вот я и произнёс слово «Бог». Но как только подобное слово звучит, начинаются неизбежные сакральные вопросы, начиная от «Есть ли Бог вообще?» и заканчивая «Кто его видел?» и «Какой он?». Настоящий атеистический фурор произвёл в этих поисках полёт Юрия Гагарина в космос в 1961 году: «А! Гагарин-то в космос летал и Бога там не видел!» Чем крыть? Вроде и нечем.

Это я так думал, что нечем, пока не наткнулся, совершенно случайно, на биографию человека, которого звали Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий. Он сочетал амплуа священнослужителя и даже архиепископа и одновременно выдающегося хирурга, имевшего за плечами три ареста и одиннадцать лет ссылки за антисоветскую деятельность в сталинский период и Сталинскую же премию первой степени за выдающиеся достижения в хирургии в 1946 году. И стал он именоваться Святым Архиепископом Лукой. Вспомнил я о нём из-за одной только реплики, выданной Лукой на допросе у известного чекиста Якова Петерса, расстрелянного в 1938-м, как и многие виновные, а также невинные.

– Вы, – говорит Петерс, – Бога-то своего видели, поп и профессор Ясенецкий-Войно?

– Бога я действительно не видел, господин обвинитель, – отвечает тот. – Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил…

Такие дела. Тут уж крыть точно нечем. Ну, следуем дальше.

Как я сам себя определяю? По самоидентификации как православный. В остальном в соответствии с социологическим термином «затрудняюсь ответить». При этом глубоко разделяю тезис о том, что вера – абсолютно личное дело. Считаю, что это не только приемлемая для меня, но и наиболее разумная позиция.

Почему? Да потому, что любую религиозную книгу – Библию, Коран, Тору – её приверженцы читают и трактуют по-разному. Не читавшие или читавшие фрагментами (а таких большинство) разделяют позиции трактующих по-разному.