Непал. Винтажный роман - Александр Чумиков

Всё это, думаю, возможно – но до той черты, пока ты не наступаешь на чувства верующего в другие постулаты. А когда про себя – это как минимум безопасно.

Однако вернёмся к научному атеизму, он же религиоведение. Там же не только про христианство. Там есть, например, и про буддизм, которым я заинтересовался так же, как легендами и мифами Древней Греции и Древнего Рима – то есть как сказками.

Буддизм, – рассказывали «Спутник атеиста», «Настольная книга атеиста» и другие похожие источники советского периода, – происходит от санскритского слова «будда», буквально – просветлённый, и является одной из трёх мировых религий, получивших наибольшее распространение среди населения ряда стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока.

По представлению буддистов каждое существо, достигшее высшей святости, может стать буддой, то есть просветлённым. Будда, прозванный в его земной жизни Шакьямуни («отшельник из рода шакьев»), поведал людям учение о «спасении», которое его последователи называют санскритским словом «дхарма» (учение, закон).

Ага, думаю, значит, сначала, как и в случае с Иисусом, был всё-таки живой человек. Понятно!

Ну да… – как-то с оглядкой соглашается со мной «Спутник атеиста». – Вопрос о том, является ли личность Шакьямуни полностью мифической или в основе его биографии, расцвеченной религиозной фантазией составителей, лежат некоторые реальные факты, наукой пока не решён. Однако не подлежит сомнению, что Шакьямуни единоличным «создателем» буддизма, каким его иногда представляют, быть не мог.

Опять же ясно: приверженцы-последователи «живого» человека расширяли, углубляли, продвигали его озарения дальше.

А рядом с буддизмом существовал индуизм. Он стал понятен и даже близок советским людям, опять же, из песни бессмертного Владимира Семёныча про хорошую религию, когда «мы, отдав концы, не умираем насовсем». А просто перерождаемся и начинаем другую жизнь: бывший негодяй, например, – облезлым котом, а хороший человек – добрым псом, ну и так далее.

Вот тут-то буддисты и не соглашались. Если индуисты утверждали, что путём различных жертв и заклинаний можно достичь «хороших перерождений», то есть стать ну не «добрым псом», конечно, как у Высоцкого, а раджей, брахманом, богатым купцом, царём и так далее, то у буддистов иное отношение к реинкарнации. Перерождения происходят, но высшей целью буддиста должно быть их полное прекращение и достижение нирваны как совершенного состояния! Что, собственно говоря, и произошло с Буддой Шакьямуни.

С одной стороны, следуя по пути спасения, указанному Буддой, живое существо должно снова и снова перевоплощаться. Но это будет путь восхождения к «высшей мудрости», достигнув которой, человек может выйти из «круговорота бытия» и завершить цепь своих перерождений. Наиболее существенным в учении Будды его последователи считают то, что он познал причину и сущность бытия – страдание – и указал тот путь, который ведёт к прекращению страданий, к спасению, к небытию.

Путь этот проходит через «четыре благородные истины». Первая из них утверждает, что всякое существование есть страдание. Вторая – что причина страдания заложена в самом человеке: это жажда жизни, наслаждений, власти, богатства; привязанность к жизни в любой её форме. Третья истина объявляет, что прекратить страдания возможно: для этого следует освободиться от жажды жизни, достичь состояния, при котором всякое сильное чувство отсутствует, всякое желание подавлено. Наконец, «четвёртая благородная истина» заключается в прохождении восьми позиций: праведного воззрения, праведного стремления, праведной речи, праведного поведения, праведной жизни, праведного учения, праведного созерцания, праведного самопогружения (медитации)…

Вот как-то так. Но зачем я излагаю про буддизм? И как это связано с моей историей, её предыдущей и последующей частями? Представьте себе, связано! Всё узнается и логически соединится своим чередом. Так что спустимся из атмосферы заоблачных философий на монгольскую землю, грешную и не очень, где происходило вот что. Друг-директор Коля однажды с видом знающего больше других человека объявил мне, что в Баторе будет проходить Съезд азиатских буддистов за мир.

– Тебе это интересно?

– Честно сказать, не очень. «За мир» – это хорошо, мы все за мир. А дальше пойдут всякие заглублённые мудрствования. А я особо заглубляться не хочу.

– Да я тоже, – говорит Коля, – но интересно другое. Есть возможность узким кругом – я, ты, ещё пара коллег – встретиться с… одним человеком.

– Что за человек?

– Это необычный человек. Его называют не так, как он хочет сам. А сам он называет себя… В общем, чего я нагоняю тень на плетень: ты сможешь спросить об этом лично, если встреча состоится…

И встреча состоялась. Я знал, что загадочный человек – лама, учитель – прилетел в Батор из Советского Союза и уже провёл тут несколько встреч, которые сведущие спутники называли «учениями». Наш контакт предполагался в крупнейшем и единственном тогда в социалистической Монголии буддийском монастыре со сложным названием, которое я не мог с ходу выговорить – Гандантэгченлин. Местные кратко именовали его Гандан.

Нас провели в одно из помещений Гандана, где обещанная персона ждала и вежливо поприветствовала гостей по-английски.

Выглядел «интересный человек» лет на сорок, был брит наголо и одет в традиционный наряд буддийских монахов: что-то нательное, а сверху накидка-мантия пурпурно-жёлтого цвета – кашая. Изначально, столетиями и даже тысячелетиями считалось, что эта одежда, во-первых, скромная, а во-вторых – на все случаи жизни: её можно использовать, например, вместо одеяла, матраса или навеса от дождя.

Естественно, мы заранее поинтересовались правилами поведения в культовом помещении. Нам ответили, что никаких особых правил нет, тем более что это не обряд, а просто разговор. Ах, да: снимите обувь, а носки можете оставить. Если не станете разуваться, вам даже не сделают замечания, но лучше следовать традициям хозяев.

В помещении накрыли стол, совсем не такой, как во французском Шамони: цампа, которую я уже упоминал; сушёный сыр, момо (по-нашему это пельмени), чай с молоком – всё вегетарианское.

Мы пригубили чай, и я, набравшись смелости, задал прямой вопрос:

– Мы рады приветствовать вас, и спасибо за согласие встретиться. Но позвольте спросить: кто вы и как к вам обращаться? Мы, конечно, знаем про все ваши титулы, но слышали также, что вы предпочитаете, чтобы они оставались «за кадром».

Человек улыбнулся:

– Это самый простой вопрос из всех возможных. Да, так и есть: громкие титулы неуместны. Я обыкновенный буддийский монах. А зовут меня Тенцзин.

Мои спутники с облегчением вздохнули: раз так, то и ладно. Значит, и разговаривать будем обыкновенно.

– Мы слышали, вы на днях побывали в Москве? Это случилось впервые? Как вам понравилась поездка?

– Да, я посетил СССР и Москву в первый раз. Встреча была очень радушной, но очень строгой. Меня везде окружали подтянутые люди. Конечно, я догадывался, что это сотрудники могущественной организации КГБ. И понимаю, что столь серьёзная опека делалась в интересах моей безопасности…