Я из Зоны. Небо без нас - Дмитрий Григоренко

– Ну что родная, еще не наелась? Шипишь мне тут, молодого пугаешь…

Я обратил внимание, Трофимыч относится к Зоне, вроде как к живой: и травинка, и аномалия, и артефакт. Он к ним обращается нежно и ласково.

Псих, поставил я диагноз Трофимычу. Хотя, да, как все у Зоны выверено получилось сделать ловушку. Находится аномалия в помещении, чтобы скрыться от взгляда. Рядом ветрянка шумит. Правда не понятно, почему дверь покоцанная, хотя она тоже помогла, не выпуская свет от разрядов.

Хищная аномалия, злая. Подлая.

– Кузьма, смотри сквозь нее. Видишь широкий люк? – спросил Трофимыч.

Я провел рекогносцировку. Так, длинное помещение свинарника, стены с забитыми фанерой и досками окнами. Раньше свиньи, как солдаты в шеренге, стояли по бокам и хрумкали, хрумкали. А вот противоположный край использовался для технических нужд. Разломанный стол, шины, и железные ворота на полу.

– Там, где створки железные? – уточнил я.

– Да. Как правильно называется место укрытия сталкера?

– Точка… Нет, схрон, – ответил я.

– Молодец, учишься, – криво усмехнулся он.

Трофимыч! Тут труп под ногами, аномалия, которая плюется электричеством, а он мне экзамены устраивает!

– Кузьма, нам туда, в схрон. Ворота железные и створка приварена намертво, а ко второй привязана веревка. Нырнул, потянул, и все, ты спрятался. Захотел проветрить, открыл маленькую бойницу и куришь себе, – задумчиво произнес сталкер, – вот этот туда и бежал сломя голову. Ну и сломал. Судьба. Забеги он с другой стороны, где окно выбито, и живой бы остался.

– Хоронить будем? – спросил я.

– Кого?

– Сталкера, – удивился я. Может у них не принято? Типа, под Небом останется, и душа в рай улетит?

– Ну как найдем мертвого сталкера, похороним. Мы же не звери. Или наоборот, такие звери, что остальным даже мертвое не отдаем?

– Трофимыч, я серьезно спрашиваю. У вас все строго, вон замок повесишь и капец. А что с этим делать-то?

Трофимыч встал с корточек и сказал:

– С ним? Мы пойдем водку пить в подвал. Бандит, он, Кузьма, вот пускай его свои же и хоронят.

Блин. Теперь понятно, почему он так одет. Да я бы и сам догадался, не будь уставшим и голодным.

– Проблема в другом… – продолжил Трофимыч.

Договорить он не успел. Я стоял спиной к открытой двери и слева, где-то за цистерной послышался старческий стон:

– Пацаны, помогите…

Мерзкий голос, неприятный.

– Пацаны…

Такие ощущения возникают, когда вилкой по дну тарелки шкрябают. Визгливый, слова вроде и понятны, а все равно мурашки по коже. Хочется разбить тарелку или лицо, тому, кто так скрипит.

Потом мир взорвался от наших действий. Трофимыч выскочил из помещения, на ходу дергая затвор. Гулкое клацанье. Движение большим пальцем и автомат поставлен на стрельбу очередью. Сам сталкер слегка присел, выставил вперед правую ногу и свел локти ближе к туловищу.

– Свиньи! – крикнул он ругательство.

Почему свиньи?

Очередь ударила по ушам. Гильза из цветного металла, выброшенная из коробки, попала мне в щеку. Горячо! Хорошо, что я ощутил боль. Это взбудоражило меня, послужило свистком на старте гонки. Как оказалось, гонки за жизнь.

– Кузьма! Беги!

Самое неприятное в такой момент, понимать, что ничего не понимаешь. Звуки от выстрелов били по барабанным перепонкам, а я не мог понять, куда бежать и почему в кустах за цистерной прячутся свиньи. Или это друзья умершего бандита?

Трофимыч стрелял короткими очередями. Как только ствол автомата начинало уводить вверх, он опускал крючок. Стрелял на голос. Вот, а еще говорят, что сталкера первыми не открывают огонь на поражение. Только так, от себя отпугнуть.

– Прямо, через поле сейчас побежишь, – не оборачиваясь, зло сказал Трофимыч.

– Пацаны, помогите!

Голос раздался за цистерной, с удаленного от нас края. Там, где коричневая, годами не кошенная трава была похожа на волны.

– Гнида, свиная туша, – странно выругался сталкер.

В этот миг моей жизни из-за цистерны появились мутанты. Теперь я понял, почему так ругался мой проводник. Мутировавшие свиньи. Тушки, когда-то принадлежавшие к виду домашних животных, заметно раздались. Коричневая шкура имела линейные разрывы длиной с пачку сигарет. В этих разрывах виднелось мясо. На спине чешуйки – наросты, как грибы-паразиты на деревьях.

Три мутанта с невероятной скоростью неслись к нам. Скажу честно, хорошо, что я давно не ел, иначе запачкал бы одежду рвотой. У нормальных свиней на ногах копыта, а у нормальной «туши» – аномально острые копыта. Зазубренные, как тупые пилы на скотном дворе. В тот миг мне показалось, на них висят куски мяса.

Трофимыч замер, на несколько секунд прицеливаясь в движущуюся цель. Несколько секунд, которые растянулись для меня в часы. Будто он хотел показать мне мутантов во всей красе.

– Пацаны, – протянула задняя «туша». Самая большая из трех, и самая уродливая.

Автоматная очередь, еще одна… Клацает затвор. Странно, от грохота почти ничего не слышу, а вот металлический щелчок ясно и четко. Что хочет автомат, я не понимал, зато понимал его хозяин. Одна «туша» уткнулась мордой в грязь. Трофимыч ее достал.

Он вынул пустой магазин и кинул вглубь помещения. Именно таким я запомнил Трофимыча. С автоматом, весь собранный, как стальная пружина, и красиво откинутый магазин. Нет, запомнил не только из-за красоты момента. Это значительный момент в понимании мной Зоны.

Магазин влетел в голубой туман, и здание колхоза вспыхнуло ультрамариновыми молниями.

– Беги!!!

Крик полоснул меня, как ножом, и я побежал, как не бегал за всю воинскую карьеру. На ватных ногах, из которых как будто вынули кости, с ощущением большого куска льда на спине. Да, это настоящий страх.

Я бросился к ветрянке через поле, залитое грязью.

– Кузьма!!! – услышал я окрик. Повернулся на ходу, стараясь думать, как быстрее переставлять ноги, переставлять ноги…

Лицо Трофимыча было страшнее морды мутантов. Я потом понял, это напомнило случай в больнице. Я тогда дежурил санитаром в ночные смены. Привезли девушку, красивую блондинку. Она терпела боль в животе не первые сутки. Пила обезболивающие, говорила маме, что все хорошо. Не хотела шрама на своем плоском животике. Ее привезли в тяжелом состоянии. Аппендикс лопнул, начался перитонит, гной растекся внутри ее живота. Хирург, не помню фамилии, помню, что он курил одну сигарету за другой.

Девочка в бреду шептала: «Не надо шрама, не надо». Хирурга уговаривали сделать все по науке, длинный разрез от мечевидного отростка и вниз, ниже пупка. Он же сделал, как она просила. Многочасовая операция, еще неделю приходили ее родители и угрожали. Если случится осложнение, то суд и все дела…