Внутренний голос - Виктория Самойловна Токарева

реальная польза, которую Ким так долго и терпеливо ждал. Теперь у него будет занятость и зарплата.

Вечером я позвонила Киму и озвучила предложение: пойти в штат на должность редактора.

– Не хочу, – тут же отказался Ким.

– Почему? – удивилась я. – Как можно отказываться от такого реального и выгодного предложения?

– Это заберет время у моих замыслов, – объяснил Ким.

– Но твои замыслы тебя не кормят.

– Так будет не всегда.

– Но есть хочется каждый день, – напомнила я.

– Если я пойду работать, я предам свое будущее. Я поставлю на нем крест.

Мы познакомились с Кимом десять лет назад. За это время его карьера не продвинулась ни на сантиметр. Его первая книга упала как камешек на дно. Никаких кругов по воде. Ким как был начинающим автором, так и остался. Где гарантия перемен?

Я хотела озвучить свои мысли, но это бестактно. Я промолчала.

– И потом, я не хочу работать с другими книгами. Мне интересны только вы, – добавил Ким.

Что на это можно сказать? Лесть необходима художнику. Каждый хочет услышать подтверждение своей жизни, своих способностей, своего предназначения.

Все осталось по-старому.

Однажды мы сидели втроем: Лева Костин, Ким и я. Беседовали. Разговор зашел о переоцененных и недооцененных романах.

Переоцененным я назвала «Что делать?» Чернышевского.

– А вы читали? – спросил меня Лева.

– Нет, но мне кажется, что это бред сивой кобылы.

– Я тоже не читал, – сказал Лева.

– «Что делать?» изучали в школе, – напомнил Ким. – Навязывали. Поэтому никто и не читал. Литературу нельзя навязывать.

Это правда. Литература – как любовь. Ее бесполезно навязывать.

– Интересная мысль, – сказал Лева. – Я слышал: вы пишете. Я хотел бы почитать ваши сочинения.

Я посмотрела на Кима, его глаза сияли, как у ребенка, которого привели в цирк. Наверное, Киму казалось, что Лева берет его за руку и подводит к высокому холму. Это Олимп. Дорога к вершине долгая и каменистая, но главное – подняться, оглядеться и осознать.

– Вам, наверное, приходится читать километры текста, – заметил Ким, как бы извиняясь.

– Километры читают рецензенты. Они за это деньги получают. А я – ловец жемчуга. Мне достаточно несколько страниц. Единственная просьба: не надо меня торопить. Иначе я начинаю ненавидеть.

Лева Костин читал не долго. Буквально три дня. Позвонил и сказал:

– Чайник без носика.

– В каком смысле? – не поняла я.

– Талант без щели. Человек внутренне талантлив. Энергия кипит, но пар наружу не вырывается. Бурлит внутри. Таких людей сколько угодно. Они нужны. Они ценят и понимают литературу. Мы работаем для них. Талантливому писателю нужен талантливый читатель.

Я молчала, пыталась осознать сказанное. Нечто подобное я и предполагала. Человек все понимает, а выразить не может. Талант без щели – значит талант без выхода наружу.

Какое будущее у Кима? Никакого. Он – талантливый читатель. Значит, талантливый редактор, критик, искусствовед.

Лева Костин не ошибается. Он и сам из таких: талантливый издатель. Его щель – ум.

Сказать Киму, что он чайник без носика, – значит выстрелить в упор. Выстрелить в мечту, в смысл жизни, в нашу дружбу.

– Я не буду ему это говорить, – отказалась я.

– Хорошо. Я сам скажу.

– И вы не говорите. Вы ударите его по рукам.

– Ничего страшного. Я привык. Таких, как ваш Ким, – большинство. Талант – это большая редкость. Как крупица золота среди песка. Представляете, сколько песка в пустыне? Море.

Я поняла, почему Ким дружит со стариками, состоявшимися мастерами. Он надеется на помощь. Но как можно помочь чайнику без носика?

Лева вернул Киму папку с рассказами. Сказал одно слово, вернее два:

– Я разочарован.

Ким не спросил: «Почему?» Он промолчал, но в нем как будто погас свет.

Он перестал общаться с издателем. Они стали друг другу неинтересны.

Ким любил нравиться. А в данном случае он перестал нравиться Леве. Ну и не надо. Остались только деловые отношения. Тоже немало. Лучше, чем вообще ничего.

– Ким, может быть, предтеча, – сказал мне однажды Лева Костин.

– Это как?

– Как Иоанн Креститель предтеча Христу. У Кима могут быть талантливые дети. Он – предтеча своих детей.

Я хотела сказать: «У Кима не будет детей», но промолчала.

Тогда пришлось бы объяснять причину, раскрывать чужие тайны.

Отношения Кима с израильским другом рассохлись, практически не начавшись.

При расставании Ким и Шломо договорились о следующей встрече в Москве. Шломо должен был приехать к Киму, поселиться у него с питанием и проживанием, поскольку Шломо – птица, а у птиц денег не бывает.

Единственное материальное обязательство Шломо – купить авиабилет до Москвы.

Шломо не мог накопить нужную сумму и все время откладывал путешествие, рассчитывая, что Ким вложится в мероприятие. Киму это не нравилось. Он заподозрил Шломо в халяве, в желании проехаться за чужой счет. Так оно и было.

Шломо выживал как умел. А Ким – романтик. Ему требовались натуральные чувства, вплоть до самопожертвования.

Шломо жертвовать не стал. Зачем? Ведь геев полно и в Израиле. Он так и сказал.

– А ты что ответил? – спросила я.

– Ничего. Я поднял выше свои щиты, чтобы стрелы в меня не попали.

Ким защищался своими виртуальными щитами, но стрелы все-таки попали. Оказывается, все проблемы можно решить деньгами. А денег нет и не предвидится.

Ким погрузился в депрессию.

Я платила Киму за его работу. Он тратил эти деньги на шоколадки. Шоколад перебивает аппетит.

Вечером после работы я его провожаю. Мы стоим у моей калитки. Смеркается.

– Я все время думаю: как я буду жить в старости? – произносит Ким. – Ни семьи, ни привязанности, ни работы. Я ничего не добился. И наверное, не добьюсь. Отец завел параллельную семью и родил параллельных детей. Он во мне разочаровался. Считает, что я неудачник. У меня постоянная депрессия.

– А я всего добилась, но у меня тоже депрессия, – ответила я.

– Почему?

– Жизнь кончается…

Мы стоим друг против друга. Мужчина в расцвете и женщина на закате.

– Но вы добились успеха, – напоминает Ким.

– Успех и счастье не одно и то же. Можно быть счастливым и без успеха, как собака. Собака любит хозяина, и больше ей ничего не надо. Умение любить – это самый большой талант.

– Я умею любить, но у меня нет хозяина. Как с этим справиться?

– Постом и молитвой, – говорю я. – Иди в монастырь.

– Вы шутите?

– Нет.

И это правда. Я не шучу. Я часто об этом думаю: сбросить все суетное, самоустраниться, очиститься, содрать с себя все лишнее, как рыбью чешую.

– А сейчас есть монастыри? – спрашивает Ким.

– Наверное…

Куда бы он ни поехал, у него не появится