Заговор, которого не было... - Георгий Миронов

И далее читаем в показаниях Таганцева поразительную фразу: «Для других слухов... о поисках меня как англо­польского шпиона, не было никаких оснований».

В первых показаниях Таганцева, таким образом, нет не только признания какой-то юридической вины перед Оте­чеством, но нет и никаких порочащих его фактов, которые могли бы использовать против него. Если даже и имели ме­сто антисоветские взгляды, то не было даже антисоветской агитации, тем более — вооруженной борьбы против суще­ствующей на тот момент власти. Как отмечено, между строк, в показаниях Таганцева, «Петроградская организа­ция получила дополнительное наименование «боевой» уже во время следствия».

На допросе 16.08.21 г. Таганцев категорически отрицает связь его и близких ему по настроениям людей с Савинко­вым, которая была исключена, учитывая «близость его (Са­винкова) к польской разведке, дружбу Савинкова с Пилсудским и отношение к Польше». А 27.08.21 Таганцеву приносят текст этих же показаний, в которые он вносит коррективы. Заметим при этом, что постановление Пет­роградской ЧК о его расстреле было вынесено 24.08.21. Он был уже обречен, а ему все давали показания на редактуру, обещали, сулили, обманывали, клятвенно заверяя, что ос­вободят тех или иных случайно арестованных по делу, не будут инкриминировать те или иные преступления... Уди­вительный цинизм...

А он все пытался вывести других из-под удара: вынуж­денный давать показания, он признает, что во главе «орга­низации» стояли он сам, Ю. Герман (убитый при переходе границы) и В. Шведов (бежавший при аресте), но при этом, на всякий случай, подчеркивает: «однако двое после­дних не играли доминирующей роли». Казалось, все пре­дусмотрел, всех «отвел» от расстрела. А если и признал что- то, то, во-первых, — уж очень невинные вещи. Так, коли вынужден он признать существование «организации», и коли уж нужно как-то объяснить принадлежность к ней достаточно далеких от борьбы людей (чекисты, судя по всему, уже тогда заставляли самих арестованных сочинять свои «легенды»), то он признает: «профессор Лазаревский должен был разработать закон о выборах в Советы, Ухтом­ский написал статью о музейном деле в Советской респуб­лике», для «мобилизации военных сил был привлечен Ива­нов П. П., а его помощником должен был стать Майволдов, однако ни тот, ни другой ничего не делали». Вот тебе и боевая организация! Ай да заговорщики — пишут научные статьи, прожекты, ничего не делают!

Вел себя Таганцев в ходе этого запредельного по логике, фантасмагорического следствия, когда можно было поте­рять не только волю, но и разум, очень мужественно.

Неожиданный арест, предварительные допросы, в ходе которых ему становится понятно, что «шьется» белыми нитками «расстрельное дело», друзья пытаются как-то по­влиять на ход следствия, выйти на «ручных большевиков» (помните, мы писали в первых главах о нередко удавшихся попытках спасти невинных людей от произвола?). Его отец, академик Н.С. Таганцев, 16 июня 1921 г. обращается к В. И. Ленину с просьбой о смягчении участи сына, а заод­но (будучи уверенным, должно быть, в силу бездоказатель­ности предъявленных обвинений, что скоро выпустят сына) — и о возврате вещей, «экспроприированных» при аресте.

Как «спасали» Вл. Таганцева

17 июня В. И. Ленин поручает М. И. Калинину, А. С. Енукидзе, Д. И. Курскому и Ф. Э. Дзержинскому (двое из этих четырех в 30-е гг. будут также бездоказательно приговорены к «высшей мере», как сейчас — Таганцев, но ведь не дано заглянуть в будущее, и пока что они — «ка­рающие мечи революции»...) — «рассмотреть возможно скорее».

Уже 18 июня — оперативность оперработников — на­грабленные вещи возвращают Н. С. Таганцеву.

А тем временем идут пристрастные допросы его сына. Таганцеву-младшему становится ясно, что не удастся ему спасти ни себя, ни друзей, и в ночь с 21 на 22 июня он пыта­ется покончить жизнь самоубийством — повеситься на скрученном полотенце. Из петли вынули. Чтобы пригово­рить к расстрелу. В документах уже созрел «заговор Таган­цева», и без главного заговорщика дело дальше двигаться не может. Таганцев нужен, даже если будет все отрицать или давать «заведомо ложную информацию».

Тем временем уже 23 июня 1921 г. начальник секретного отдела ВЧК Самсонов, а затем и помощник начальника осо­бого отдела ВЧК Артузов телеграфируют в Петрочека: выс­лать информацию о деле и этапировать Таганцева в Москву.

Ах, какая оперативность — в ответ на запрос Ильича! Мгновенно из петли вынули, вещички, случайно прихва­ченные в квартире, родственникам вернули, и вот уже го­товятся этапировать подследственного, чтобы наверняка, лично разобраться— виноват или невиновен...

17 июня Ильич запросил информацию по делу, а уже 19 секретарь Председателя ВЧК В. Герсон направляет сек­ретарю Ленина Фотиевой справку Дзержинского по делу Таганцева:

«Вл. Ильичу! На№ 429 от 17.06. Питерской ЧК дано рас­поряжение — немедленно вернуть вещи Таганцеву (как мы помним, питерские чекисты сумели собрать украденное и вернули). Таганцев Вл. Ник. — активнейший член терро­ристической (правой) организации «Союз возрождения России», связанной и организующей матросов из Кронш­тадта в Финляндию, взорвавшей для опыта памятник Во­лодарского (обвинение столь же абсурдное, как и знамени­тый тоннель в Индию. — Авт.). Непримиримый и опасный враг Совласти. Дело очень большое и нескоро закончится. Буду следить за его ходом. Ф. Дзержинский».

У записки был еще и замечательный постскриптум:

«Организация готовила убийство Зиновьева, Кузьмина, Анцеловича, Красина».

В качестве комментария к этим совершенно фантасти­ческим документам — пометка в справке, подготовленной сотрудниками Генеральной прокуратуры России: «Откуда были взяты эти фантастические данные, неизвестно, и в материалах уголовного дела таковых не имеется».

Феликс Эдмундович был прав — дело было большое. Но большим оно стало благодаря буйной фантазии петроград­ских чекистов-карьеристов. А вот что «нескоро закончит­ся» — ошибся, день и ночь работали перья следователей Петрочека, и тома дела были готовы в срок. Можно ли было в таком раскладе интересов признать невинность Та­ганцева, освободить его от наказания? Нет, конечно, он был обречен. И обращение отца к Ленину не только не спасло профессора Таганцева, но, скорее всего, даже уско­рило смертный приговор — чекисты торопились, как бы забота «самого человечного» не развалила дело. Напрасно беспокоились.

Пламенный революционер Курский, сам позднее рас­стрелянный как контрреволюционер, 5 июля направляет заключение по делу В. Н. Таганцева. Министр юстиции, которому, видимо, при изучении дела (если таковое имело место) почему-то не бросились в глаза явные несуразицы, белые пятна, провалы в следственных материалах, полное отсутствие доказательств вины, — пишет: «В. Н. Таганцев должен понести суровое наказание в связи с тем, что иг­рал активную роль в контрреволюционной организации «Союз возрождения России». Парадокс, но даже название придуманной контрреволюционной организации — в раз­ных документах разное. Курский пишет о «Союзе возрож­дения России», в деле она названа «Петроградская боевая организация»...

О смягчении участи племянника обращается с письмо к Ленину заведующая научным отделом библиотеки Петрог­радского университета А. Ю. Кадьян.