Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина - Чарльз Спенсер Чаплин

Сидни сказал, что нам надо обязательно побывать на Бали, потому что до острова еще не дошла цивилизация и прекрасные островитянки ходили там полуобнаженными. Понятно, что мне было интересно посмотреть на все собственными глазами.

Мы проезжали мимо многочисленных деревень с оригинально возведенными стенами и большими воротами, в каждой из них обитали по двадцать и более семей. Чем дальше мы продвигались, тем красивее становилось вокруг, нас окружали рисовые поля, переливавшиеся серебром, которые спускались вниз, к извилистым рекам. Внезапно Сидни толкнул меня в бок. Вдоль дороги шли стройные молодые женщины, их бедра были обернуты батиками, грудь у каждой была полностью открыта, а на головах они несли большие корзины с фруктами. С этого момента мы только и делали, что толкали друг друга в бок. Некоторые из женщин были действительно очень красивы. Наш гид, турок американского происхождения, сидевший рядом с шофером, доставал нас тем, что все время оборачивался, чтобы посмотреть на нашу реакцию, как будто он специально устроил для нас это шоу.

Отель в Денпасаре был построен совсем недавно. Гостиная в каждом номере представляла собой открытую веранду, разделенную перегородками, в глубине находилась спальня, все было чистым и очень удобным.

Американский художник-акварелист Гиршфельд и его жена жили на Бали вот уже два месяца. Они пригласили нас к себе в гости – в дом, где до них останавливался мексиканский художник Мигель Коваррубиас. Они арендовали этот дом у местного богача и жили как настоящие представители местной знати всего лишь за пятнадцать долларов в неделю. После обеда у Гиршфельдов мы с Сидни отправились на прогулку. Был темный и душный тропический вечер – ни дуновения ветерка. И вдруг целое море летающих светлячков заполнило все пространство над рисовыми полями нежным голубоватым светом. За полями послышались ритмичные звуки бубнов и удары гонгов.

– Где-то начались танцы, – сказал Гиршфельд, – пошли.

Метрах в двухстах от нас стояла группа местных жителей, образовав широкий круг. Здесь же, скрестив ноги, на земле сидели торговки с корзинами и маленькими фонариками – они продавали всякие сладости. Мы пробрались сквозь толпу и увидели двух девочек лет десяти, одетых в красочные саронги[108] и красивые позолоченые головные уборы, которые искрились в свете зажженных ламп и факелов, пока девочки двигались в центре круга, выписывая замысловатые танцевальные фигуры. Танец сопровождался аккомпанементом высоких переливчатых звуков, которые смешивались с басистыми ударами больших гонгов. Головы девочек качались из стороны в сторону, глаза сверкали, а пальцы рисовали замысловатые узоры в такт все убыстрявшейся музыке, которая переходила в крещендо, подобно звуку стремительного потока, а потом снова стихала, превращаясь в спокойный и тихий ток речной воды. Конец наступил внезапно: танцовщицы резко остановились и тут же исчезли в толпе. Аплодисментов не было – местные жители никогда не аплодировали, и в их языке не было слов, выражавших такие понятия, как любовь и благодарность.

За завтраком в отеле к нам присоединился Вальтер Шпис, музыкант и художник. Он жил на Бали уже пятнадцать лет и хорошо знал местный язык. Он занимался аранжировкой местной музыки и исполнил несколько мелодий на фортепиано. Музыка напомнила мне произведения Баха, исполненные в удвоенном темпе. Музыкальные вкусы балийцев можно назвать изысканными, наш современный джаз они напрочь отвергали и называли скучным и слишком медленным. Музыка Моцарта была излишне сентиментальна, и только Бах привлекал их внимание своими композициями и ритмами, похожими на местную музыку. На мой взгляд, здешняя музыка звучала жестко, холодно и немного хаотично, и даже в глубоких печальных пассажах мне слышался рык голодного минотавра.

После завтрака Шпис повел нас на экскурсию в джунгли, где должен был проходить обряд бичевания. До нужного места мы шли целых шесть километров по узкой тропинке сквозь заросли тропического леса. Обряд проходил на поляне, где большая толпа собралась вокруг алтаря длиной в четыре метра. Девушки в красивых саронгах и с обнаженной грудью одна за другой подносили к алтарю корзины с фруктами и другими подношениями, а жрец, который выглядел как дервиш с длинными по пояс волосами и в белом одеянии, благословлял дары и клал их на алтарь. После молитвы, которую исполнило сразу несколько жрецов, к алтарю подскочили молодые смеющиеся юноши, старавшиеся забрать с алтаря все, что попадалось под руку, в то время как жрецы пытались отогнать их, яростно орудуя своими плетьми. Удары, которые должны были избавить юношей от злых духов-искусителей, были такой силы, что многие из них выпускали из рук то, что успели схватить.

Однажды ночью Шпис и я увидели высокую амазонку, которая танцевала при свете факела. Ее маленький сын повторял все ее движения. Время от времени танцовщице делал замечания какой-то молодой человек. Позже оказалось, что это был ее отец. Шпис спросил, сколько ему лет.

– А когда было землетрясение?

– Двенадцать лет назад, – ответил Шпис.

– К тому времени у меня уже было трое женатых детей, – решив, что ответил не до конца, мужчина продолжил: – Мне уже две тысячи долларов, – и пояснил, что ровно такую сумму он истратил за всю свою жизнь.

Во многих деревнях я видел совершенно новые лимузины, которые использовали как курятники. Я спросил об этом Шписа.

– Дело в том, что деревни управляются по коммунистическому принципу. Все деньги, которые они зарабатывают, продавая скот, сохраняются в виде фонда общих сбережений, которые через несколько лет превращаются в солидную сумму. И вот однажды один предприимчивый продавец автомобилей предложил им купить несколько «кадиллаков». Первые пару дней довольные жители деревень катались по всей округе, пока не закончился бензин. И тут они обнаружили, что топливо, которое необходимо машине в течение дня, стоит столько же, сколько они все зарабатывают в течение месяца. Вот они и решили оставить все лимузины в деревнях и использовать в качестве курятников.

Юмор у местных жителей ничем не отличался от нашего. Они шутили о сексе, их язык был полон трюизмов[109] и игры слов. Я проверил чувство юмора молодого официанта в отеле.