Мобилизованная нация. Германия 1939–1945 - Николас Старгардт

Коль скоро достигнуть целей кампании не удалось, Франц Гальдер счел уместным покинуть пост начальника Генерального штаба. Для Гитлера, однако, настоящее и символическое сражение разыгрывалось далеко на север от нефтяных вышек. Задача немецкой 6-й армии состояла в прикрытии наступления на Кавказ выдвижением в направлении Сталинграда. Этот промышленный центр, сыгравший важную роль в ходе Гражданской войны в России[673], господствовал над последней западной излучиной Волги, откуда та текла дальше на юг и впадала в Каспийское море. После месяца боев 6-я армия сумела 23 августа форсировать Дон. В отсутствие других естественных препятствий немецкие танки в тот же день преодолели расстояние от восточного изгиба Дона к западному изгибу Волги и вышли к северным пригородам Сталинграда. На протяжении следующих трех суток 4-й воздушный флот Вольфрама фон Рихтгофена ожесточенно бомбил город, убив множество советских граждан[674].

30 августа Фриц Пробст с его частью подходил к Сталинграду с северо-запада. Взволнованный солдат написал Хильдегард: «Думаю, я не выдаю военной тайны, когда пишу тебе, что за город будет жестокая драка. Они на окраине города, на севере и юге, но еще далеко от него на западе. Скоро будет еще один небольшой котел, а когда его зачистят, тут наступит тишина». Пробст никак не мог дождаться конца войны, поглощенный мыслями, что он и Хильдегард «стареют и лучшие годы проходят зря». 12 сентября немцы вошли в город и принялись отбивать его у красноармейцев в яростных стычках квартал за кварталом, дом за домом[675].

Для Пробста те недели стали временем нового откровения. Этот грубоватый человек с неудобоваримым слогом сумел выразить интимные переживания на бумаге. «Если бы ты была здесь, я бы целовал и целовал тебя», – писал он Хильдегард. Посланная ею ему роза «говорит мне абсолютно все – все, что есть между нами. Печально, но я не могу выразить мою любовь к тебе через красные розы, поскольку их тут нет, но могу – в этих строках». Когда война наконец закончится, «вот тогда, когда ты снова окажешься в моих объятиях и я снова буду целовать тебя в губы, все забудется, и я точно знаю, мы будем счастливейшими из существ». Пока он мог лишь пожелать, чтобы Хильдегард мечтала о нем, «ибо мечты суть единственное, что нас соединяет». У него тоже имелись «кое-какие сладкие грезы», но, признавался он, «когда просыпаешься, разочарование слишком уж велико»[676].

Когда чета наконец нашла слова для сокращения расстояния, неумолимо растущего по мере продвижения немцев, Фриц Пробст счел, что его чувства наилучшим образом выражены в новом шлягере певицы Лале Андерсен «Все проходит» (Es geht alles vorüber)[677]:

Убаюкивающим голосом, проникающим в душу, Андерсен пела песню, и рефрен ее звучал со страниц многих авторов писем в ту осень и зиму, эхом возвращаясь домой с фронта под Сталинградом. Страдая в унисон с Хильдегард на протяжении двадцати месяцев разлуки, Фриц Пробст писал ей: «Надо держать голову высоко, маленькая, храбрая жена солдата, после этой осени должна прийти новая весна». Тогда Фриц Пробст и не подозревал даже, что через считаные недели неожиданно получит отпуск[679].

По мере того как командование Красной армии переправляло по ночам с восточного берега Волги новые подкрепления, начинало казаться, что большевистский режим решился – вполне законно, как представлялось немцам – дать противнику последний бой в городе, названном в честь вождя. Открывая новый марафон «Зимней помощи» речью в берлинском Дворце спорта 30 сентября, Гитлер обещал: «Взятие Сталинграда, которое тоже будет доведено до конца, углубит гигантскую победу [на Волге] и упрочит ее, и можете не сомневаться, что ни одно живое существо не сможет заставить нас уйти оттуда потом». Фюрер заявил к тому же:

На тот момент немцы продолжали выглядеть необоримой силой, а баржи, привозившие по ночам новые и новые части Красной армии с левого берега Волги, просто несколько оттягивали окончательную потерю города советскими войсками. По завершении отпуска в начале ноября Фриц Пробст вернулся в расположение батальона. На пути из Гёрмара он заболел, и ему пришлось поправлять здоровье в армейском полевом госпитале. Ничего нового на фронте под Сталинградом ожидать не приходилось, кроме «длинных и скучных зимних вечеров, в которые я буду вспоминать о прекрасных часах; ты знаешь, какие я имею в виду прежде всего…». Фриц не решался высказаться более определенно, на случай, если его мать откроет письмо раньше, чем оно окажется в руках у Хильдегард. Вместо того он подбадривал ее и побуждал саму договаривать за него: «Ты можешь писать столько, сколько хочешь, поскольку только я один буду читать твои письма, и будет здорово, если ты станешь писать мне об этом»[681].

Уже только одно громадное расстояние и чрезвычайно растянутые артерии снабжения служили тревожным сигналом уязвимости немцев, на чем и строило план контрнаступления советское командование. 19 ноября Красная армия развернула штурм вражеских позиций на северном участке фронта под Сталинградом; на следующий день советские войска нанесли удар и с юга. Задача состояла в прорыве порядков румынских и итальянских войск и выходе в район западнее Дона с целью отрезать основные силы 6-й армии. Будучи радиооператором, Вильгельм Мольденхауер оказался одним из первых, кто услышал новость, но, помня о незыблемости военной тайны, он 20 ноября ограничился в обращении к жене тщательно зашифрованным комментарием: «Все вышло не так, как мы себе представляли». К 22 ноября миллионная группировка войск советского наступления проломила безнадежно растянутые рубежи войск стран оси. На востоке румынская 4-я армия и немецкая 6-я армия оказались отрезанными на огромном пространстве в излучине Волги в Сталинграде и под ним – отсеченными от остальной группы армий «B» на западе. В то же самое время Красная армия начала второе наступление с целью обрушить сухопутный мост, связывавший северную группировку с группой армий «A» Листа на Кавказе, но тут немцы сумели отбиться[682].