Сиротка. В ладонях судьбы - Мари-Бернадетт Дюпюи

Его бросало то в жар, то в холод, перед глазами мелькали черные точки. Медсестра поддержала его, когда он начал падать вперед.

— Вы сумасшедший, — прошептала она, укладывая мужчину на кровать.

Это было горькое счастье — снова видеть его без сознания, предоставленным ее умелым рукам. Симона зажгла керосиновую лампу, затем с трудом сняла с него куртку, чтобы расстегнуть рубашку, испачканную кровью. Она то и дело бросала взгляд на его гордое изможденное лицо, полные, красиво очерченные губы.

«Мой прекрасный индеец, — мысленно произнесла она, погладив его по подбородку. — Ты вернулся!»

Но забытье Тошана длилось недолго. Он пришел в себя, когда ее нежные прохладные пальцы стали касаться его тела и лица. И это не было медицинским осмотром… Он догадался об этом и продолжил лежать с закрытыми глазами. Дыхание Симоны участилось, она пробормотала едва различимые слова:

— Наконец ты здесь, как раньше. Наконец-то!

Тошан знал о том, что нравится женщинам. В юности он даже этим пользовался, пока не встретил и не полюбил Эрмину.

Сейчас, чувствуя неловкость, ведь он считал Симону преданной подругой, он, тем не менее, не спешил показать ей, что пришел в сознание. Он наслаждался этими ласками, которых его тело было лишено уже несколько месяцев, чувствуя, как внутри зарождается и растет пламя желания.

«Пошевелись, не дай ей продолжить, — говорил он себе. — Она лишена своего мужа, но это не повод. Я не имею права, я не должен обманывать…»

Аргументы, за которые он пытался уцепиться, тут же разлетались в прах. Симона в слезах наклонилась к нему и поцеловала в губы.

— Я снова буду заботиться о тебе, Тошан. Увы! Потом ты уйдешь.

Он кашлянул и приоткрыл глаза. Молодая женщина тут же отпрянула и повернулась к нему спиной, начав пропитывать дезинфицирующим средством большой кусок ваты. Она тихо произнесла:

— Я ждала, пока вы придете в себя, чтобы осмотреть вашу рану. Кровотечения больше нет. Не знаю, хорошо это или плохо.

— Простите, но я ничего не ел сегодня. Мне так не хватало вашей вкусной еды!

— Когда я вас перевяжу, схожу посмотрю, что осталось в кухне. К счастью, в сельской местности мы всегда имеем мясо и овощи.

Тошан внимательно смотрел на нее. За месяц она похудела, и сквозь ее белую ночную рубашку просвечивали плавные изгибы живота и ягодиц. Из-под тонкой ткани выпирали соски. У него пересохло во рту и начал твердеть пенис.

— Вы должны меня выслушать, — сухо произнес он. — Моя рана — не самое главное. Пуля прошла навылет, ее не придется вынимать. Зато вашим друзьям, Брижитт и ее мужу, грозит опасность: их должны арестовать. Точно не знаю когда, возможно завтра. На них поступил донос. Вы скрыли от меня, что они печатают и распространяют листовки, призывающие к борьбе с оккупантами.

Она бросила на него встревоженный взгляд, но ответила не сразу:

— Да, я скрыла это от вас, потому что каждый должен владеть лишь своей частью информации. Чем меньше людей знает о деятельности подпольной организации, тем безопаснее для каждого из нас. Тошан, вы уверены в том, что сейчас сказали?

— Почтальон[58]перехватил письмо. Подобные послания вызывают отвращение. Кто-то информировал гестапо о подпольной деятельности Рожера Прессиньяка, супруга вашей подруги Брижитт. Но тот, кто написал эту гадость, обязательно сообщит это фрицам другим способом. Лучше не рисковать и не задерживаться здесь.

— Боже всемогущий! Я должна их предупредить. У них еще есть время скрыться. А как же мы с сыном?

— Лучше будет уйти сегодня же ночью. Всем! У вас есть фальшивые документы?

— Пока нет! Полицейский, который пообещал мне их достать, был арестован три недели назад. Брижитт как раз искала другой выход.

Симону охватила дрожь. Она торопливо обработала и перевязала рану Тошана.

— Поторопитесь! И берите только необходимое, чтобы не обременять себя.

Она растерянно кивнула и вышла из комнаты. Надев куртку, скрывавшую револьвер в кобуре, он последовал за ней.

— Слава богу, вы вооружены! Я заметила это, когда осматривала вас.

Несмотря на всю серьезность ситуации, Тошан едва заметно улыбнулся.

Руффиньяк, Франция, воскресенье, 28 февраля 1943 года, 00 часов 20 минут

Симона сложила в чемодан самое необходимое под встревоженным взглядом Тошана. Теперь она не решалась будить своего сына.

— Он спит так крепко! Бедняжка, он ничего не поймет! Вырвать его из теплой кроватки, увести в ночь… На улице еще холодно. И куда мы пойдем?

— Главное сейчас — покинуть этот дом и этот городок. И самое время предупредить ваших друзей. Где их спальня?

Медсестра внезапно стушевалась. Затем она все же решила заговорить:

— Думаю, в этот час они в подвале. Роже печатает листовки по ночам, и кто-то приходит за ними до рассвета. Я никогда их не беспокоила. Брижитт хотела, чтобы я знала об этом как можно меньше.

— Тянуть больше нельзя, Симона, — отрезал он. — Отведите меня туда, я сам объясню им ситуацию. Эти люди согласились прятать меня в своем доме, они поверят мне и…

Тошан не закончил фразу. Тишину спящего городка нарушил звук мотора. Почти сразу захлопали дверцы, раздался сильный стук в дверь. Симона замерла на месте от ужаса. Дальнейшие события разворачивались с пугающей быстротой. Они услышали быстрые шаги на лестнице, и в комнату ворвалась Брижитт.

— Гестаповцы, — тихо сказала она. — Симона, быстро прячьтесь с Натаном на чердаке. Я везде говорила, что ты уехала, они пришли не за тобой.

Она увидела Тошана, но не стала расспрашивать, что он здесь делает.

— Спасите их, месье! — бросила она, выходя из комнаты.

Такой они видели Брижитт в последний раз: с рыжими волосами, переливающимися в свете, падающем из коридора, и в цветастом платье, открывавшем несколько полноватые икры. Снизу послышался голос Роже. Он впустил своих зловещих гостей. Тошан поднял из кроватки Натана, приложив руку к его губам. Знаком он велел Симоне следовать за ним. Каждое движение, осторожные шаги казались им нереальными, словно все происходило во сне. Их не покидало ощущение, что они двигаются невероятно медленно, тогда как сердце буквально выпрыгивало из груди.

В доме раздались глухие удары и крики, даже прогремел выстрел.

Внимательно прислушиваясь к каждому звуку, Тошан провел Симону в уборную мансарды, которую тут же запер на задвижку. Поскольку маленький мальчик, которого он крепко прижимал к груди, отчаянно вырывался, испуганно тараща глаза, он передал его матери.

— Тихо, Натан, — еле слышно велела она. — Не плачь, прошу тебя!