Сиротка. В ладонях судьбы - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Ну, что там? — спросила Эрмина, увидев, как она спускается.

— Так и есть! С Мало мне не грозит пожар. Я и так натерпелась страху три года назад.

— Боже мой, было бы очень жаль, если бы тогда сгорел «маленький рай»! Мне пора идти, милая. Я вышла, никого не предупредив. Уроки уже должны закончиться, а я хочу провести как можно больше времени со своими детьми.

Эрмина ушла, ни на секунду не заподозрив, что находилась всего в нескольких метрах от немецкого военнопленного.

«Какой красавицей стала Шарлотта! — думала она, направляясь к дому по улице Сен-Жорж. — Просто прелесть! Не понимаю, мужчины слепы или глупы? Я бы хотела, чтобы ее любили так, как она того заслуживает!»

Ее желание уже осуществилось, но она узнает об этом гораздо позже и при весьма трагических обстоятельствах.

Руффиньяк, Франция, суббота, 27 февраля 1943 года

Симона лежала в постели уже час. С тяжелым сердцем она смотрела на месяц, сияющий за окошком. Расположенная на втором этаже комната выходила в сад. Молодая женщина вздохнула, пытаясь справиться с мучительным чувством одиночества.

Ее сын спал в этой же комнате. Брижитт поставила для него старую детскую деревянную кроватку, которую принесла с чердака. Радушная провинциалка была готова на все, чтобы создать хоть немного комфорта для своей подруги и ее ребенка, поскольку считала антисемитскую политику нацистов омерзительной.

«Интересно, где сейчас Тошан? — спрашивала себя Симона. — Надеюсь, человек, который должен был отвести его к группе подпольщиков, достоин доверия».

Ее раненый, как она его называла, покинул городок в конце января. «Он считал, что уже выздоровел, хотя мне казался еще слабым. Или просто мне не хотелось его отпускать…» Она часто задавала себе этот вопрос, особенно по вечерам, лежа в кровати. Время, которое она провела, ухаживая за Тошаном и готовя ему подкрепляющие блюда, было для нее увлекательным. Они много разговаривали, иногда довольно откровенно, что позволило им лучше узнать друг друга.

«У него необычный характер. Он может быть нежным и терпеливым, а в следующую секунду — уже жестким и резким. Если он принял решение, ничто не сможет его остановить. Но мы много смеялись, потихоньку, конечно. Постепенно наши разговоры стали затягиваться допоздна. В доме было тихо. Мне не хотелось оставлять его одного в мансарде».

Симона заметила, что по ее лицу текут слезы. Она смахнула их кончиками пальцев, упрекнув себя за этот приступ слабости.

«Я должна быть сильной, ради своего сына. Скоро мне сделают фальшивые документы и переправят в Швейцарию. Брижитт утверждает, что здесь нам небезопасно оставаться», — подумала она, не сводя своих темных глаз с месяца.

Неделю назад гестапо арестовало девушку из Руффиньяка, заподозрив ее в связи с партизанами. Затем прошел слух, что несчастную замучили до смерти. Это случилось в Периго, главном городе департамента. Симона не могла избавиться от ощущения, что у нацистов везде свои шпионы и что на нее с сыном вот-вот могут донести. И тогда их отвезут в какой-нибудь лагерь во Франции или в Германии, как это было в Марселе. Месяц назад в Старом порту города произошла облава. Немцы в сопровождении национальной полиции под руководством Рене Буске арестовали четыре тысячи евреев, после чего, по указанию Гиммлера, стерли с лица земли весь квартал.

«Я не хочу, чтобы Натан пострадал, нет, нет!» Судьба ее ребенка была важнее всего, но это не мешало ей сожалеть об отсутствии Тошана. Она успела привязаться к метису. Возможно, даже испытывала к нему чувства. Брижитт открыла ей на это глаза, когда наконец была представлена раненому перед Новым годом.

— Какой красавец! — шепнула она на ухо своей подруге, спускаясь по узкой лестнице, ведущей в мансарду. — А какая улыбка — святая не устоит! Я не обратила на это внимания ночью, когда его принесли. Он был тогда совсем плох. Будь я помоложе и не замужем… Теперь я понимаю, почему ты проводишь столько времени у его постели! Повезло же тебе!

Они заговорщицки рассмеялись. Брижитт приближалась к своему сорокадвухлетию и обожала своего супруга.

«По сути, даже хорошо, что он ушел!» — успокаивала себя медсестра, взволнованная одним воспоминанием: она снова увидела стоявшего перед ней Тошана, переодетого в почтенного жителя городка, в шляпе, готового раствориться в лесу, навсегда исчезнув из ее жизни. Он взял ее руки и поцеловал их.

— Вы спасли мне жизнь, я вам очень благодарен, моя дорогая Симона! Я никогда вас не забуду.

Она дрожала от волнения, и тогда он растроганно погладил ее лицо. Она еле сдержалась, чтобы не броситься к нему в объятия. И теперь сожалела о своей сдержанности.

Из грустных раздумий ее выдернул какой-то звук, словно что-то ударило в стекло. Моментально встревожившись, она встала, подошла к окну и отодвинула штору. Ей показалось, что она различила чей-то силуэт в листве лавровых деревьев.

— Кто это? — выдохнула она.

Похоже, внизу ее заметили. Незнакомец вышел из-под дерева и махнул рукой. Это был Тошан, Симона сразу его узнала. Она быстро надела мягкие туфли и спустилась вниз в абсолютной тишине. Ее сердце бешено колотилось.

«Боже всемогущий! Что он здесь делает?» — задавалась она вопросом. Вне себя от волнения, женщина открыла застекленную дверь кухни и подала ему знак. Тошан скользнул внутрь, держась левой рукой за грудь.

— Вы ранены? — прошептала она.

— Ничего серьезного, — ответил он. — Нужно просто обработать рану и перевязать.

Несмотря на полумрак, царящий в комнате, Симона увидела, как он измучен и встревожен. Его лицо казалось посеревшим. На лбу виднелась засохшая кровь.

— Надеюсь, за вами нет слежки? — всполошилась она. — Это было бы ужасно для моих друзей!

— Уверяю вас, нет. Я бы предпочел умереть, чем подвергнуть всех вас опасности.

— Пойдемте, нужно подняться в мансарду. Вы расскажете мне все позже.

Они медленно направились к лестнице, похожие на призраков. Тошан коротко вздохнул, снова оказавшись в четырех стенах комнаты для прислуги, где он томился пять нескончаемых недель и где единственным развлечением были визиты Симоны.

— Вам повезло, я не спала. И к тому же я оставила свою аптечку в этом шкафу. Что случилось?

Она была так взволнована, что голос ее дрожал. Радость смешивалась с безумным страхом.

— Диверсионная операция сорвалась: нас заметил патруль. Пуля задела мне плечо. Возможно, я единственный, кто спасся. Не стану рассказывать, как мне это удалось. Это было вчера вечером. Я отсиделся в лесу, а когда стемнело, пришел сюда.

— Вы правильно сделали, — подтвердила Симона.

Тошан сел на кровать, прямо на матрас, поскольку постельное белье было сложено на стуле.

— Вы белый как простыня, — обеспокоенно заметила она.

— Меня впервые в жизни назвали белым, — пошутил он.