Вечный странник, или Падение Константинополя - Льюис Уоллес

Тут князь нагнулся к столу, делая вид, что что-то ищет в священнейшей из книг, хотя на деле — если возможно так выразиться — он ушами вглядывался в своих слушателей. Он слышал шорох — присутствовавшие поворачивались друг к другу с немым вопросом; он почти что слышал этот вопрос, хотя выражался он одним лишь взглядом; за вычетом шороха, будь в зале темно, молчание показалось бы гробовым. Подняв наконец голову, князь увидел перед собой высокого тощего изможденного человека в монашеской рясе из очень грубой серой шерсти — тот стоял, впившись взглядом в оратора; глаза его казались двумя факелами, пылающими в темных глубинах, в воздухе повисла невысказанная угроза, а не заметить стоявшего князю было невозможно. Он выждал, однако незнакомец хранил молчание.

— Ваше величество, — продолжил князь, не утратив самообладания, — все это вещи второстепенные, однако они настолько значимы для основного вопроса, что я считаю необходимым подкрепить их доказательствами, иначе достопочтенные братья сочтут слова мои праздными… Вот перед вами Библия Бодхисаттвы. — Он взял со стола широкий пергаментный свиток и ловко развернул, чтобы было лучше видно. — Здесь говорится о Рождении, Жизни и Смерти, которые имели место за тысячу двадцать семь лет до рождения Иисуса Христа.

Он начал читать:

— «Сильна и бесстрастна духом, как земля, чиста помыслами, как водяная лилия, та, что известна под именем Майя, была воистину несравненной. На нее, во образе небесной царицы, снизошел Дух. Став матерью, но не претерпев ни горя, ни боли, осталась она безупречной». — Князь прервал чтение и задал вопрос: — Видит ли повелитель в этих словах сходство с Марией, благословенной превыше всех жен? — И он продолжил по свитку: — «И поняла царица Майя, что час настал. Стоял восьмой день четвертой луны, время года тихое и благодатное. И поскольку она свято соблюдала все должные обычаи, Бодхисаттва родился с правой стороны, явился в мир, снедаемый великой жалостью, не причинив матери ни боли, ни страдания». — Князь снова поднял глаза от свитка. — Не есть ли это, о повелитель, рассказ о Воплощении? А вот что сказано про Дитя: «…и поскольку явился он из пространства тесного не через врата жизни, видели в нем воплощение славы великой, но взор смотрящих при этом не затмевался; он позволял смотреть на себя, скрывая до срока свое сияние, и смотрели на него, как смотрят на луну в небе. Однако тело его было пронизано светом, и будто солнце, затмевающее сияние лампады, подлинная златая краса Бодхисаттвы исходила в сиянии и распространялась повсюду. Твердо встав в полный рост, без всякого смущения в уме, сделал он семь шагов, и стопы ног его ровно стояли на земле, а следы их остались сиять, будто семь звезд. Подобный в движении льву, царю всех животных, истово глядя на все четыре стороны, проницая всю суть принципов истины, так заговорил он с полной убежденностью: „Ныне родился я в состоянии Будды, после этого будут и новые рождения; нынешнее же предназначено для того, чтобы я спас весь мир“». — Князь в третий раз сделал паузу и, вскинув руки, призывая ко вниманию, вопросил: — Повелитель, кто скажет, что и он не был Искупителем? Внемли, что было дальше. — Князь продолжал: — «И с самой середины Неба снизошли два потока чистой воды, один — теплой, другой — холодной, и был он ими крещен». — Вновь сделав паузу, оратор обвел взглядом лица слушателей, а потом повторил, как заклятие: — Крещение — крещение — КРЕЩЕНИЕ И ЧУДО!

Константин сидел, как и прочие, полностью поглощенный речью князя; угрюмый монах в сером по-прежнему стоял, воздев перед собой распятие, и будто бы прятался за ним.

— Повелитель не может не усмотреть здесь сходства с зачатием, рождением и миссией Иисуса Христа, Благословенного, который пришел позднее, однако повелителю дорог более других. Повелитель может сравнить два этих примера воплощения Святого Духа и задаться вопросом: «А могло ли быть несколько Сынов Божьих?» — и ответить на это: «Он мог даровать такую милость — благословен будь Господь!»

Император не сделал никакого знака.

— Попробую споспешествовать тебе и далее, повелитель, — продолжал князь, будто бы не замечая, как лицо за распятием опускается все ниже. — Ты помнишь, как ангелы спустились с небес в ночь рождения Младенца в Вифлеемской пещере; ты помнишь, какую они спели пастухам песню. А ведь схожие почести были оказаны и Бодхисаттве! — Он вновь зачитал по свитку: — «Тем временем дэви…» — так, о повелитель, называются ангелы, — «…дэви в космосе, подхватив свои изукрашенные самоцветами паланкины, возвысили в стройном небесном песнопении свои голоса, восхваляя его». И это еще не все, повелитель. — Князь продолжил чтение: — «И мир со всех сторон содрогнулся… мельчайшие частицы сандалового благовония, сокрытая сладость прекрасных лотосов поплыли по воздуху и взмыли ввысь, а затем, смешавшись, вернулись на землю… и проснулась любовь в сердцах всех царей жестоких и злокозненных, а все недуги и горести людские излечились сами собой, без всяких снадобий; смолкли крики звериные, застоявшиеся воды речные потекли вольно, и не собирались тучи на небе, пока была слышна повсюду ангельская музыка… Родился Бодхисаттва для того, чтобы унять печали всех живущих. И один лишь Мара ярился». О достопочтенные братья! — вскричал князь. — Кто же был этот Мара, почему не разделил радости всех прочих? В христианстве имя ему — Сатана, и один лишь Мара ярился.

Завершается ли сходство на этих рождениях, спросите вы, мои братья. Последуем далее за Бодхисаттвой. Возмужав, он тоже удалился в пустыню. «Долина Сена была ровной, богатой плодовыми деревьями, без докучливых насекомых» — так гласит это Писание. «И там он поселился под деревом сал и постился, пока едва не умер. Дэви предлагали ему сладкую росу, но он отказывался, довольствуясь одним ячменным зернышком в день». Не напоминает ли вам это о Его пребывании в пустыне? — Князь читал дальше: — «Мара Деварага, враг религии, один ярился и не испытывал радости. Было у него три дочери, необычайно красивых, приятных видом. Вместе с ними и всей своей свитой отправился он в рощу „сладостного отдохновения“, дав клятву, что не будет в мире покоя, и там…» — князь опустил свиток, — «…и там искушал он Бодхисаттву, и угрожал ему, и сопровождал его легион бесов». Далее сказано, что дочери превратились в старух, и вот как описана битва: «И все ожесточеннее билось войско демонов, одна сила за другой, и хватали они камни, которые не могли поднять, а подняв — не могли бросить; копья их повисали в воздухе, отказываясь опуститься на землю, злобные молнии и крупные градины превращались в пятицветные цветки лотоса, а зловонный яд змеевидных драконов — в запах пряностей». И Мара бежал, говорит Писание, бежал, скрежеща зубами, Бодхисаттва же вкусил мирный отдых среди лепестков небесных цветов. — Князь огляделся и спокойно произнес: — Я для себя сужу: всякое сердце в ритме этих слов услышит следующее: «Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола» — и следующее: «Тогда оставляет Его диавол, и се Ангелы приступили и служили Ему». Воистину, повелитель, не был ли этот Дух тем самым Духом, не пекся ли он в обоих случаях о Сыне своем?

И вновь князь отыскал в свитке нужное место, не переставая вглядываться в своих слушателей, — а они перевели дух и слегка ослабили напряженность внимания. После этого с князем заговорил император: