Вечный странник, или Падение Константинополя - Льюис Уоллес

Этот вопрос расшевелил собравшихся. Отцы принялись осенять себя крестами, послышались стенания, чем-то напоминающие рычание. Геннадий не вставал с места, нервно перебирая четки. Выражение лица патриарха было непривычно суровым. Князю за всю его жизнь еще не приходилось касаться темы столь деликатной, как это обращение к Корану. Но он продолжил без тени смущения:

— А теперь, повелитель, я приближусь на шаг к истинному своему предмету. Умоляю, не подумайте, что, говоря о Бодхисаттве, Шане, Заратустре и Магомете и сопоставляя их, как вместилища Духа, с Иисусом, я пытался склонить вас к сравнениям — кто выше святостью, кто совершил больше богоугодных дел, кто, вероятнее всего, является самым возлюбленным сыном Отца; я для того и пришел, чтобы покончить со всеми подобными распрями… Как я уже говорил, я побывал на вершине горы, и если ты, о повелитель, попросишь меня назвать величайшее чудо, которое я оттуда увидел, я отвечу: ни на море, ни на земле, ни на небе нет чуда, подобного тому извращению, которое заставляет людей изобретать одну за другой новые религии и секты и потом преследовать друг друга за это. А когда я попросил в молитве открыть мне причину этого, то, как мне привиделось, раздался глас: «Открой глаза твои — узри!» И первое, что мне открылось, были Благословенные, которые говорили от имени Святого Духа, владевшего ими; при этом они ступали по земле не как боги, но как свидетели Бога; они призывали услышать и уверовать, а не поклоняться; они звали людей прийти к ним, к вожатым, посланным показать, что есть один-единственный путь к вечной жизни во славе — а другого не дано… Потом увидел я яркий свет в белом стеклянном сосуде на темном холме — то были приметы неправедного поклонения, которым люди часто одаривают низменные и подчас недостойные предметы. Когда Иисус молился, он взывал к нашему Отцу Небесному — разве нет? То есть не к себе самому, не к чему-то человеческому или менее чем человеческому… И еще одну вещь дано мне было узреть — и ее я оставил под конец, ибо она ближе всего к тому предложению, которое я должен представить моему повелителю и достопочтенным святым братьям, ради чего и проделал далекий путь. Во всех краях, где я побывал и где люди не изобретают для себя сами представлений о жизни и религии, — на всех землях и островах, затронутых Откровением, признают существование верховного Бога, везде считают его Создателем, Защитником, Отцом, наделенным бескрайней мощью, бескрайней любовью — и Неделимым! Не задавался ли ты, о повелитель, вопросом, почему он доверил нам свои откровения и почему Благословенным, сынам Духа, уготовано было прийти сюда и уйти далее каменистыми тропами? Позволь вложить в ответ всю силу, какая во мне еще осталась. В подобных деяниях прослеживается единственный замысел, какой здравый ум может приписать сущности столь великой и благодатной, как Бог: один алтарь, одна вера, одна молитва и Он, одушевляющий их все. Просверком своей благотворной мысли он усмотрел в единой религии мир между людьми. Странно — воистину странно! Не было еще в человеческой истории подобной диковины. Ничто не порождало в таких количествах гонения, ненависть, убийства и войны. Так оно представляется, так считал и я, повелитель, пока не оказался на вершине самой высокой горы, с которой видны все людские заботы: я открыл глаза и осознал, что борения языков и распри кипят не вокруг Бога, но вокруг форм и воплощений, в особенности вокруг Благословенного, которому он препоручил Дух свой. Житель Цейлона говорит: «Кто, кроме Будды, достоин поклонения?» — «Нет, — отвечает магометанин, — кто, кроме Магомета?» А парс — свое: «Нет, кто, кроме Заратустры?» — «Оставьте суетность свою! — гремит христианин. — Кто вещал истину так, как Иисус?» А потом — блеск мечей и беспощадность ударов — и все во имя Бога!

То были дерзкие слова.

— Однако, повелитель, — продолжал князь, и только яркий блеск глаз нарушал бесстрастность его облика, — Бог хочет положить конец распрям и войнам, кощунственно затеваемым во имя его, и я послан сказать тебе об этом; именно для этого Дух и вошел в меня.

Геннадий поднялся снова, воздев распятие.

— Я посетил многие страны, — невозмутимо продолжал князь, — они просили меня дать им веру достаточно вольную, чтобы она служила им опорой, притом что они продолжали держаться за мелочные идеи, взращенные в их сознании; а получив от меня такую веру, они говорили, что готовы исполнить его волю, однако выдвигали одно условие. Кто-то должен уступить первым. «Пойди найди этого первого, — просили они меня, — и мы последуем за ним». Говоря, что я посланник, призванный изложить все это вам, ваше величество, и вашим подданным — достаточно просвещенным, чтобы осознать волю Всевышнего, и достаточно мужественным, чтобы возглавить это движение, обладающим влиянием и доверием, которые позволят мирно довести дело до победы, я прекрасно понимаю, что мольбы и призывы бессмысленны, если я не смогу с самого начала показать, что они санкционированы свыше; соответственно, я не претендую на то, чтобы называться творцом веры, которая отвечает требованиям всех народов. В древних городах существуют дома, стоящие поверх домов, на улицах, проложенных поверх улиц, и дабы отыскать эти давно погребенные жилища, люди усердно вкапываются в землю; я поступил так же, пока в древних этих Заветах, — он бросил взгляд, исполненный любви, на все священные книги, — не сделал бесценного открытия. Прошу терпения, ваше величество, я зачитаю из каждой. Вот — из иудейской Библии: «Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий. И сказал: так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам». Вот как Бог, в существовании которого мы не сомневаемся, открыл свое имя избранному народу… А вот слова китайского святого, жившего почти за пятьсот лет до рождения Христа: «Даже самый дурной человек, после поста и воздержания, может приносить жертвы Богу». А вот из Авесты: «Мир двуедин, будучи творением Ахурамазды и Ахримана: все хорошее в мире исходит от Первого Принципа (он есть Бог), а все плохое — от последнего (он есть Сатана). Ахриман вторгся в мир, созданный Ахурамаздой, и осквернил его, однако когда-то противостояние это завершится». Здесь Первым Принципом назван Бог. Но еще удивительнее другие слова из того же Писания — выслушай и сравни: «В назначенный срок явится сын даровавшего закон, пока не рожденный, именем Саошьянт; тогда Ахриман (Сатана) и Ад исчезнут, люди восстанут из мертвых, и воцарится в мире бесконечное счастье». И здесь Закон дарован Богом, а вот кто его Сын? Пришел ли он? Ушел ли? А теперь — несколько цитат из Вед: «Одним Всевышним Владыкой пронизана вся вселенная, всякое слово в круговороте природы. Существует один Всевышний Дух, неколебимый, стремительностью превосходящий человеческую мысль. Первичный Движитель недостижим даже для божественного разума; Дух этот, будучи неподвижен, скоростью своей превосходит других многократно, сколь бы быстрым ни было их движение; он и далек от нас, и совсем близок; им пронизана вся система миров, однако он удален от них бесконечно». Ответьте, о повелитель и достопочтенные господа, разве слова эти не допускают однозначного толкования? А если у вас остается хоть тень сомнения в том, о ком здесь идет речь, примите и осмыслите молитву из тех же Вед, которую я сейчас вам зачитаю: «О Ты, дающий миру его пищу, Ты, единственный движитель всего, Ты, укрощающий грешников, тобою пронизан тот светозарный, что предстает нам Сыном Создателя; укрой от нас свои нестерпимые лучи и распространи свой духовный свет, чтобы я мог узреть во всей славе и всем величии твой истинный облик. ОМ, запомни меня, о божественный Дух! ОМ, запомни мои деяния! Позволь душе моей вернуться к бессмертному Духу Бога, а потом позволь телу моему, превращающемуся в пепел, вернуться в прах». Кто есть ОМ? А если повелитель еще не понял этого до конца, да выслушает он вот это из священнейших стихов Вед: «Не имея ни рук, ни ног, он бегает быстро и хватает крепко; не имея глаз, он видит; не имея ушей, слышит все; он знает все, что знать можно, но его не знает никто: Он — тот, кого мудрые называют Великим, Всевышним, Всепроницающим Духом». Последнее, о повелитель, — и я покончу и с цитатами, и с доводами. Ананда спросил у Бодхисаттвы, что есть Зерцало Истины, и получил такой ответ: «Это осознание того, что избранный ученик пребывает в этом мире, облеченный верою в Будду, верующий, что Благословенный есть Святой, Просвещенный, Мудрый, Безупречный, Счастливый, Искушенный, Всевышний, смиритель заблудших сердец человеческих, Наставник богов и людей — Благословенный Будда». О добрый мой повелитель, даже дитя, которому едва хватает разума произнести имя родившей его матери, способно постичь и произнести: се есть описание Бога!