Слепящий нож - Брент Уикс

оранжевый цвет. Внезапно Лив показалось, будто он сам наслаждается напряжением, которое создал.

Лив поняла, что была права: Владыка спросил ее мнения, потому что оно представляет для него ценность. Она – она, Лив! – достаточно умна, достаточно сильна, чтобы ей доверять. Она уже не ребенок.

Она снова углубилась в письмо:

«Ливи, я не знаю, какой ложью тебя там напичкали, но ты вступила в ряды чудовищ. И если останешься с ними, то сама превратишься в чудовище. Нашего дома больше нет, но все равно – возвращайся, Ливи! Что бы там ни произошло, что бы ты ни успела натворить. Я тебя люблю. Папа».

Возвращайся – и признай, что совершила ошибку. Я вновь стану играть с тобой по старым, знакомым тебе правилам. Я верну тебя в объятия детства, где ты будешь в тепле и безопасности…

– Чудовищно, не правда ли? – тихо произнес Цветной Владыка. Он обращался к Лив, но не отрывал взгляда от ворот города.

– Я думаю, это…

– Чудовищно, что они могут содержать такое место, как Лаурион, – и при этом называть нас зверьми за то, что мы решили наказать одну рабовладелицу, вот эту женщину. Как ты думаешь, сколько у нее было рабов? Скольких она избивала, ссылала на рудники и в бордели? Скольких позволила своему мужу обесчестить? Чудовищно то, что они обращают наши собственные сердца против наших же интересов. Они поймали нас в ловушку, Аливиана. Эта система – их рук дело. Они сделали так, что ее невозможно изменить изнутри. Они сами сделали ее такой, что нам приходится убивать, чтобы ее разрушить. Если мы чудовища, то чудовища, созданные по их образу и подобию!

Все взгляды были обращены к огромным городским воротам. Верх городской стены тоже был облеплен зрителями.

– Независимо от того, будут ли они драться или сдадутся, Аливиана, здесь погибнет меньше народа, чем за один год в Лаурионе. А мы положили Лауриону конец – навсегда! Жертвы, Лив. Жертвы неизбежны.

Уже понимая, что ее надежды тщетны, Лив все же не переставала ждать, что ворота в последнюю секунду распахнутся, что над стенами покажется развевающийся флаг.

Этого не произошло.

– Полдень, – без выражения произнес главный механик.

– Действуйте! – громко приказал Цветной Владыка.

– Нет! Пожалуйста! – завопила женщина. – Я не сделала ничего…

Рабочие выдернули запирающий штифт, и огромный противовес ринулся вниз, по дуге между огромными, жалобно застонавшими опорами. Длинный рычаг качнулся вперед; веревки с невероятной скоростью взметнули корзину в небо. Звук хлестнувших по воздуху веревок был заглушен пронзительным воплем женщины.

Она пролетела триста шагов между катапультой и стеной так стремительно, что глаз не успевал проследить, но Лив все же увидела момент, когда несчастная взмахнула руками, прежде чем врезаться головой в стену примерно посередине между вершиной и подножием.

По толпе прокатились дружные ахи и охи, тут же сменившиеся одобрительными криками, смехом и веселыми оскорблениями в адрес механиков. До шокированной Лив все это доносилось словно бы издалека. На высокой рыжевато-бурой стене появилась здоровенная клякса, словно какой-то великан прихлопнул у себя на ладони комара.

Лив извлекла сверхфиолетовый и ощутила парадоксальное чувство облегчения от того, что перестала что-либо чувствовать. В этом была своя логика, в этом ужасе. Если бы они атаковали город, сколько мужчин и женщин погибло бы уже при первом приступе? Уж лучше пусть одна женщина погибнет кошмарной, громкой смертью, но при этом быстро и без больших мучений, чем погибнут тысячи человек при взятии города. А потом еще десятки тысяч после того, как город будет взят. После того как жители Идосса прольют кровь тысяч Свободных, Цветной Владыка будет бессилен сделать что-либо, чтобы удержать своих людей от ужасной мести. Это вам не Гарристон, откуда были родом большинство солдат и который они хотели насколько возможно сохранить от разрушений, чтобы впоследствии в нем можно было жить. О нет, Идосс будет разрушен до основания!

Бывшие рабы Лауриона, хоть они больше и не были рабами, не были также и чистыми душами, невинными крестьянами, угнанными в рабство, а теперь готовыми вернуться обратно к мирной деревенской жизни. Многие из них были зверьми еще до того, как их принудили к зверским условиям существования на рудниках. Изгои, пираты, насильники, бунтовщики, подбивавшие других рабов к мятежу, – вот кто попадал в Лаурион. Лив даже приблизительно не знала, каково было соотношение этих людей к общему числу войска, однако даже в мантии извлекательницы ей порой бывало неуютно, когда приходилось идти поздно ночью через лагерь. Что же будет, если спустить этих людей на город, где погибли их друзья?

Нет, конечно же, это был гораздо лучший выход для всех, за исключением нескольких несчастных женщин. Жертвы… Город должен быть взят, и это лучший способ добиться цели. Уж лучше умрут несколько, чем многие, разве не так? Такое решение продиктовано необходимостью предотвратить гораздо большие ужасы. Они ведь на войне, и это – самый нравственный способ вести военные действия… хотя, надо признать, выглядит он действительно жутко.

Ответного залпа с городских стен не последовало, и атмосфера быстро разрядилась. Люди принялись делать ставки, появились слуги с провизией, на траве расстилали одеяла, готовясь устроить из этого мероприятия пикник.

Цветной Владыка повернулся к Лив. Она вновь была поражена его внешностью, но теперь ее шок длился всего лишь полсекунды. С первого взгляда он действительно казался чудовищем. И тем не менее все это время он поступал с ней исключительно честно, даже когда правда оказывалась неприятной. В особенности когда правда оказывалась неприятной. Он видел Лив такой, как она есть, видел в ней то, что она собой представляла. И хотя она была всего лишь молодой тирейской девушкой, Владыка обращался с ней так, как она заслуживала.

– Я дам тебе коня, два стержня оловянных данаров и пропуск, – произнес он.

– Это не то… – начала Лив.

– Я не закончил. Если ты уйдешь, никогда не возвращайся обратно. Ты станешь моим врагом, и я больше не смогу тебе доверять. Но если ты сейчас останешься, то останешься навсегда. Ты должна выбрать одно или другое. Сегодня. Я был с тобой терпелив, но мне необходимо знать, могу ли я на тебя рассчитывать. Так что момент настал. Погляди на самое худшее в нас – и решай. Я даю тебе время до сдачи города. После этого либо ты отправляешься с нами, либо идешь собственным путем.

Вторая женщина вопила все время, пока ее вели к катапульте, порой взвизгивая так громко, что Лив не сомневалась, что ее было слышно на городских стенах. Владыка приказал людям не пытаться ее заглушить. Потом она переплела руки с веревками корзины, поставив механиков в тупик. Учитывая огромное ускорение, женщина все равно вылетела бы из корзины, однако это могло серьезно исказить дистанцию и траекторию броска, что привело бы к еще одному промаху.

Проблема была решена тем, что ее вытащили из корзины и раздробили ей камнем кисти рук. Потом на всякий случай ей раздробили заодно и локтевые суставы. Она вопила без остановки, и Лив поймала себя на желании, чтобы женщина поскорее умерла, лишь бы эти вопли прекратились.

Однако Цветной Владыка терпеливо выжидал, пока пройдет еще пятнадцать