Эксплеты. Совет Девяти - Ирина Фуллер

– Не срочнее других, – а затем бросила многозначительный взгляд на стопку бумаг и отвернулась.

Принцесса вопросительно посмотрела на Норта. Стоило ли воспользоваться даром? Стоило ли продолжить настаивать на своем? Тот отрицательно покачал головой, и они вышли на улицу.

– Что делать? – устало спросила она.

Внезапно город перестал казаться таким приветливым.

– Пойдемте выпьем кофе. Тут недалеко есть отличное место.

На пути к «отличному месту» лежала небольшая площадь с памятником Солу в центре. Там собралась толпа, перед которой выступал невысокий мужчина с пышными усами.

Омарейл стало любопытно, и она прислушалась.

– Давайте мыслить разумно! Варианта есть лишь два: первый – она никогда не выходила из Орделиона…

Принцесса застыла, Даррит тоже остановился.

– …но она может сделать это в любой момент! То есть наш с вами мир в руках беспечной принцессы, которая скучает у себя в башне. Второй вариант: она выходила из Орделиона. Таким образом поставив под угрозу жизни тысяч подданных. Вывод напрашивается один: принцесса должна быть заперта под надзором народа, чтобы ни у кого не было сомнений, что наша жизнь в безопасности. Если же она нарушала предсказание, на что указывают текущие события, то бункер станет для нее наказанием, своеобразной тюрьмой.

Омарейл зазнобило. Одно дело – читать об этом в газете, другое – видеть наяву, как взрослый человек всерьез предлагает запереть кого-то в железной камере, а толпа поддерживает его.

Они стояли достаточно близко к сборищу, чтобы принцесса смогла ощутить отголоски их эмоций: негодование, жажда справедливости, подпитанные каким-то страстным, агрессивным огнем. Они искренне верили, что были правы.

Сглотнув, Омарейл почувствовала наворачивающиеся слезы. Заметив это, Даррит положил руки ей на плечи и взглянул в глаза.

– Это всего лишь группа озлобившихся напуганных людей, – проговорил он негромко.

Оглядевшись, он приобнял девушку и отвел ее чуть в сторону, где никто не мог их услышать.

– Послушайте меня, Мира, – заговорил он проникновенно, полностью завладевая вниманием Омарейл. – Каким бы циничным вам это ни показалось, никого не волнует мнение народа. Они могут бунтовать и устраивать забастовки, но все решения принимаются не здесь, а в Астраре. И что решит Совет, то и определит дальнейшее развитие событий. Людей можно убедить в чем угодно.

Омарейл посмотрела на Норта так, будто видела впервые.

– Это действительно цинично. Я уверена, что папу волнует мнение его подданных и он защищает их интересы! И…

– И если бы это было так, весь Ордор давно бы узнал, что вы покинули башню. В первую очередь вашего отца волнуете вы.

– Но…

– Мира, кухарка не может решать, что лучше для государства. Она может готовить отличную похлебку и даже хорошо смыслить в древней литературе. Но не ей выбирать, где будет жить принцесса, кто станет следующим правителем и какие решения принимать Совету Девяти.

– Но что, если у власти оказывается кто-то вроде Совы?

– В таком случае хорошо, если кто-то вроде вас берет дело в свои руки.

Омарейл горько вздохнула:

– Норт… я чувствую себя такой потерянной. Ты говоришь так убедительно, и я верю тебе. Но потом я читаю газету и начинаю сомневаться. Я совершила ошибку. Имею ли я право претендовать на престол?

Даррит легонько встряхнул ее:

– Мира, вы не слышите меня. Все это морализаторство насчет того, что вы подвергли опасности жизнь подданных, не стоит и выеденного яйца. Власть – не про нравственность. Власть – про силу, хитрость и уверенность в себе. Вы были рождены, чтобы править. Вас научили всему, кроме умения быть политиком. Осваивайте навык. Возьмите пример с Белории, наконец: его совершенно не волнуют всякие условности, ему наплевать на мнение окружающих, пока репутация остается при нем.

– Я… я уже не уверена, что хочу, – прошептала Омарейл, со страхом глядя на Даррита.

Ей бы не хотелось, чтобы он счел ее слабой или перестал уважать из-за сказанных слов. Но держать эти сомнения в себе не было больше сил.

Наконец он сделал то, чего принцессе так хотелось: прижал к себе, не прерывая зрительный контакт. Ей пришлось чуть откинуть голову назад, чтобы продолжать смотреть на собеседника.

– Ваши сомнения понятны, – тихо проговорил он, отчего в груди Омарейл все сжалось от волнения. – Но, боюсь, мы слишком далеко зашли. Вы сможете поразмышлять о философии власти, когда все утихнет. Вы вернетесь домой, и никто больше не будет ставить под сомнение ваше право на престол. Договорились?

Омарейл не могла оторвать взгляда от его лица, впервые замечая длинные черные ресницы, заостренный нос, самое начало шрама под нижним веком. Ее дыхание сбилось, когда он посмотрел на ее губы, и она невольно их облизнула. Все вокруг замерло, звуки исчезли, и для принцессы существовал только он – Норт Даррит. Только его крепкие руки, сжимающие ее талию, и такие пронзительные синие глаза. От их взгляда сердце начинало биться быстрее.

Она не верила, что он сделает это, хотя напряжение момента вело лишь к одному исходу. Когда Даррит наконец поцеловал ее, Омарейл покинули все мысли.

– Очень по-братски, – раздался строгий голос.

Они отстранились друг от друга медленно и неохотно, но не оттого, что поцелуй был так сладок, а оттого, что оба одинаково сильно не желали сталкиваться лицом к лицу с Даном Дольвейном. Выбора, впрочем, особенно не было. И Омарейл, и Норт синхронно сделали шаг назад и повернулись к подошедшему к ним мужчине.

– Редко встретишь такие крепкие семейные узы, – с явным сарказмом продолжил тот.

– Господин директор… – начал было Даррит, но Дан прервал его.

– Не хочу выслушивать очередную ложь, – заявил он, подняв руку. – Я немедленно зову гвардейцев.

– Что?! – воскликнула Омарейл. – Почему?

– Господин Даррит ваш учитель. Вы ребенок, находившийся под его ответственностью.

– Мне двадцать два. Будет двадцать три седьмого числа седьмого месяца, – возразила Омарейл.

Норт метнул на нее суровый взгляд.

– Я должен вам поверить? – поднял бровь Дан, однако он был явно готов услышать оправдательную речь.

– Про то, что мы брат и сестра, – это действительно ложь. Но мы соврали вам лишь потому, что не можем рассказать правду.

Господин директор сложил руки на груди:

– Ну попробуйте же. Сомневаюсь, что она может быть хуже, чем то, что я думаю о вас двоих сейчас.

Омарейл вздохнула.

– Мы все еще не можем, господин Дольвейн. Но, поверьте, это очень серьезная причина. И господин Даррит, – она указала на него рукой, – невольно стал моим помощником. Он вообще не виноват в том, что оказался втянут в эту историю.