Тощие ножки и не только - Том Роббинс

– Оксюморон! – воскликнул доктор и принялся объяснять почему. – Как можно пойти в жопу, ибо это то самое место, откуда растут ноги. То есть они идут из жопы, но никак не в нее. Разве я неправильно говорю?

Эллен Черри вздохнула. До Дня Благодарения оставалось ждать еще несколько недель.

Тем временем изорванную в клочья бамбуковую обшивку на скорую руку временно прилепили назад к стенам, отчего могло показаться, будто на них нанесли слой каких-то особо питательных хлопьев для завтрака. И в этой богатой клетчаткой обстановке Саломея продолжала исполнять свои старые номера, упорно отказываясь вынести на суд зрителей Танец Семи Покрывал – отказывалась и все тут, сколько бы человек ни умоляли ее снизойти к их просьбам.

Ноябрь. Саломея плясала, Эллен Черри выполняла обязанности администратора, а израильтяне участвовали в выборах. Бумер писал об этом в письме Эллен Черри. Грязные уловки, липовые атаки террористов, наглая ложь, угрозы и беспардонное запугивание со стороны политиков всех мастей. Естественно, что победа досталась правым консерваторам. Им близок и понятен только Хэллоуин. Либералам – только Рождество. Вам хочется население держать под контролем? К чему обещать ему разные блага? Создайте для него врага пострашнее. Коммунизм как страшилка давно устарел, зато на смену ему пришли такие ужастики, как терроризм и наркотики. Ими запугивают и держат в узде не склонные к собственному мнению массы.

«Я это узнал, читая шпионские романы, – писал Бумер. – Если вам хочется, чтобы ваши дети знали, как устроен мир, отберите у них учебники истории и обществознания, зато дайте в руки несколько хороших шпионских романов. Кстати, ты бы не могла прислать мне новую книжицу Тома Клэнси? Здесь их не купить».

Далее Бумер писал, что после того, как правые окончательно закрепятся у власти – официально они возьмут в руки ее кормило в январе (кстати, на этот месяц запланировано открытие их с Зифом творения), – можно как пить дать ожидать, что из стана правых раздадутся возмущенные голоса.

Затем под нацарапанным печатными буквами заголовком «ТОЛЬКО ДЛЯ ТВОИХ ГЛАЗ» следовало пространное описание памятника, которым Бумер, надо сказать, немало ее удивил.

Бумер описывал скульптуру в мельчайших деталях. Он не только живописал ее формальные особенности, но и делал по ходу комментарии из области мифологии, истории и культуры, источником которых ему вряд ли могли служить шпионские романы. Что бы ни думала Эллен Черри об этом Бумеровом творении с эстетической точки зрения, она искренне восхитилась словесным его портретом – и это несмотря на кошмарные каракули, в которых тот был выполнен. Она закрыла глаза и моментально представила себе – нет, не скульптуру, которая была столь живописно и убедительно изображена Бумером, а его собственную голову, которую растительность покидала со скоростью примерно равной той, с какой озоновый слой покидает Арктику. Злость на бывшего мужа постепенно уступила место тоске по нему, призрачной бессознательной тоске, что шла дальше, чем чисто физическое влечение, – она страшно скучала по нему как личности, как человеческому существу… скучала по его остроумию?

Эллен Черри стряхнула с себя эти дурацкие грезы и вернулась к письму. Ей показалось, что Бумер угодил в какие-то неприятности с властями, а причиной тому – содержимое ящика, который отправил в его адрес Бадди Винклер. Таможенники в Тель-Авиве наложили на посылку арест, сочтя ее содержимое подозрительным.

«Сейчас ведется расследование, и у меня такое предчувствие, что впервые в жизни я буду вынужден воспользоваться услугами адвоката. А это конец всему чистому и возвышенному. Как только человек опускается на грешную землю и впервые нанимает себе адвоката, то все, капец, – можно сказать, он уже зарезервировал себе место на посудине в ад».

Послание завершала фраза веселого и фривольного характера. По мере написания письма каракули Бумера стали почти неразборчивыми, и хотя Эллен Черри не до конца поняла заключительную ремарку, она могла поклясться, что было в этих словах нечто фривольно-игривое. Подпись Бумера напоминала усы преподавателя латиноамериканских танцев. В самом низу страницы был добавлен постскриптум, сделанный едва ли не каллиграфическим почерком. Наверно, Бумер дописал эту строчку утром, на свежую голову. В ней говорилось: «Ладно, про Клэнси это я просто так, к слову. Не бери в голову».

Ноябрь выбросил карты – двух черных тузов, парочку трясущихся троек и тыквенного валета. Саломея плясала, Эллен Черри выполняла обязанности администратора, и когда пришли штукатуры, их обеих отправили домой.

В среду, накануне Дня Благодарения, Саломея проснулась утром (по-видимому) для того, чтобы зубрить химию, менять повязки и утирать губкой пену с губ свихнувшихся и наркоманов. Эллен Черри (с большей долей вероятности) проснулась для того, чтобы поваляться в постели и попредаваться грустным мыслям. Какое-то время спустя ей наскучило страдать. Она поднялась, совершила утренний туалет и разогрела себе на завтрак сковородку шаурмы. Сам факт, что ей придется завтракать разогретыми остатками шаурмы, поверг ее в еще большее уныние. Хотя, сказать по правде, шаурма оказалась не так уж и плоха. Ее по крайней мере можно было нарезать кусочками – в отличие от такого блюда, как баба-гануг. Однажды Эллен Черри уже пробовала есть на завтрак баба-гануг и даже сумела проглотить несколько ложек, однако вкусовые анализаторы моментально направили ей ноту протеста, заявив, что-де подобное поведение идет вразрез с Женевской конвенцией.

Эллен Черри стало жалко себя, любимую, что ей придется провести такой важный праздник в одиночестве. И все потому, что Пэтси улетела на неделю во Флориду. Правда, она обещала к Рождеству переехать в Нью-Йорк и даже собиралась какое-то время пожить удочери, пока не подыщет себе квартиру. Поиски наверняка затянутся: искать в Нью-Йорке квартиру – это все равно что пытаться изобрести универсальное средство от насморка. Из чего Эллен Черри сделала вывод, что будет весьма разумно, если она проведет этот последний месяц свободы и одиночества с пользой для себя. Кроме того, на День Благодарения ее пригласили Абу с Набилой. Так что жалость к себе можно на время задвинуть куда-нибудь подальше, и ничего страшного, что теперь у нее нет ни мужа, ни любовника, ни отца. Это еще не повод, чтобы страдать.

Эллен Черри снова задолжала за квартиру и в который раз предавалась размышлениям о финансах. Однако в дополнение к оплаченному мини-отпуску Спайк вручил ей по случаю праздника премию в тысячу двести долларов. Что ж, это временно поправит ее дела. В более же длительной перспективе ей надо что-то придумать, чтобы свести концы с концами. До сих пор это ей удавалось. Но ясно было одно – ни за что на свете она не станет создавать картины для Ультимы Соммервель лишь затем, чтобы разжиться наличностью. Как сама Эллен Черри не раз выражалась насчет живописи: «Заниматься этим ради денег – это совсем не одно и то же, что заниматься этим потому, что ты не можешь этим не заниматься». Что ведет нас к четвертому участнику блюзового квартета – извечному конфликту между жизнью и искусством. Каждый второй прохожий на улице – это несостоявшийся супруг той или иной музы. Их можно встретить повсюду: подававшие надежды гитаристы, у которых не нашлось времени, чтобы упражняться в игре; подававшие надежды писатели, у которых развилась аллергия на одиночество; подававшие надежды актрисы, которым не хватило силы воли противостоять материнским инстинктам; несостоявшиеся поэты, которые обнаружили, что спиртное пьянит куда сильнее; чем поэзия; несостоявшиеся кинорежиссеры, которые по причине недостатка упорства закончили свою карьеру в рекламе; певцы, горшечники, танцоры – все эти бывшие юные дарования, что по причине недостатка всего одного вольта настойчивости, одного-единственного фермента целеустремленности, лишнего ватта стойкости были обречены клеить стены своих жизней пустыми фантазиями и тайным разочарованием. Эллен Черри поклялась себе, что скорее станет завтракать живыми тараканами, чем уподобится этой компании!