Загадка о тигрином следе - Антон Кротков

Если ситуация для бандитов складывалась не лучшим образом, то ядро банды уходило в горы или за рубеж, а остальные снова превращались в обычных дехкан: «В чем дело товарищ-начальник, какой я басмач?! Нет, крестьянин я!» – удивлённо убеждал такой мирный крестьянин предъявляющего ему какие-то претензии чекиста.

Но проходил месяц-два, и ядро банды возвращалось, везя с собой из Афганистана сотни новеньких винтовок в заводской смазке и десятки пулеметов, поставленных англичанами для сотен «оборотней», маскирующихся под мирных крестьян. Бороться с такими «мерцающими» бандами было крайне сложно

– Это об-б-бо всей банде надо говорить, как об об-боротне, а не об одном ч-ч-человеке. Я д-дав-в-вно говорил начальству, надо проводить тотальную зачистку всех аулов, брать под арест каждого, кто вызывает сомнение и под конвоем отправлять в Ташкент! – горячился Мануйлов и всё ожесточённей чесал грудь, щека его начинала подергиваться. От сильного волнения заикание его сделалось навязчивым, чрезвычайно замедляя речь.

– А ещё л-л-л-лучше б-брать в з-з-заложники родственников бандитов или его односельчан. Т-т-тогда в с-ск-к-кором б-будущем басмачей, входящих в кишлак, б-б-будут вст-т-т-речать уже не леп-п-пешками с м-м-маслом, а п-п-ппулями и в-в-вил-л-лами.

Мануйлов лишь посетовал на то, что пока применить такие меры не позволяет тяжёлая ситуация на фронте, ибо для полной ликвидации басмачества понадобится слишком много регулярных войск, которые сейчас ведут напряжённые бои с белыми армиями.

Кира скакала впереди колонны. Несмотря на женственные формы, она держалась в седле, как гусар. И смело неслась во весь опор, перемахивая густые заросли колючего кустарника. Слышан был её заливистый смех.

– Да пошлите же ей вдогонку пару своих солдат! – молил Мануйлова переживающий за свою молодую знакомую Кенингсон. – А не то эта несносная девчонка свернёт себе шею или снова попадёт в какую-нибудь переделку, как недавно с бухарским бронепоездом!

Сам почтенный археолог крайне неловко держался в седле. У него даже был подложен специальный матрасик под мягкое место. Лукова это поначалу удивляло. Глядя как некрасиво, даже неуклюже археолог чувствует себя на лошади, Одиссей испытывал чувство неловкости за коллегу. Он то был уверен, что объездивший весь этот край исследователь азиатской старины, несомненно должен являться превосходным наездником! Но оказалось, что это совсем не так. Адольф Карлович даже признался Лукову, что не очень любит ездить верхом, и прежде всегда предпочитал путешествовать в наёмной коляске. А там где рельеф местности не позволял – в удобных, защищённых от солнца складных носилках, для чего всегда нанимал крепких и выносливых молодых парней. И всегда его сопровождало несколько слуг.

Впрочем, дискомфорт от езды верхом не мешал Кенингсону большую часть времени торжественно восседать на своём матрасике, словно на подушке трона, оглядывая весенний степной простор с гордым видом первооткрывателя. Когда становилось очень жарко, Кенингсон временами снимал свою широкополую шляпу и начинал обмахиваться ею. Лысая красная голова археолога блестела на солнце как отполированный бильярдный шар. Он немного сокрушался, что забыл положить в чемодан свои любимые солнцезащитный зонтик и веер. Оптимизм и склонность к философствованию, похоже, всегда помогали ему героически переносить все неудобства.

– Наше путешествие по жизни напоминает мне долгие странствия дервиша, которое делится на 4 больших отрезка пути и на 28 маленьких, семилетних. Не все из нас пройдут этот путь от начала и до конца: на то – воля Всевышнего. Но каждый из нас имеет возможность в короткие привалы между этими отрезками пути оглянуться на прожитые годы, чтобы лучше понять своё предназначение и быть готовым к различным неожиданностям. Познавший себя – познает Всевышнего!

– И где же мы теперь, если опираться на вашу теорию? – шутливо осведомился Луков.

Кенингсон поправил подушку под собой, поменяв неудобную позу, и ответил:

– Сейчас мы на первом отрезке. Это пора исканий и любви. Её символ стремительный речной поток.

Луков перехватил выразительный взгляд, который Кенингсон бросил на скачущую по направлению к ним Киру.

– Чего же нам ждать от будущего? – задал новый вопрос Луков.

– Вода переменчивая, непредсказуемая стихия – думая о чём-то своём, рассеянно ответил Адольф Карлович. – Она как молодая хорошенькая женщина – чтобы ты себе не говорил, ты никогда не можешь знать, что в данный момент зреет в её маленькой головке.

– О чём это вы? – звонко спросила подлетевшая к ним Кира. Она ловко остановила своего разгорячённого коня на всём скаку. Прелестное лицо всадницы горело от радостного возбуждения, в свои блестящие чёрные волосы она вплела кем-то подаренный ей кроваво-красный бутон дикой розы. И надо сказать он ей очень шёл, усиливая и без того очень яркий сочный образ молодой женщины. Её удивительные большие чёрные глаза сверкали. В них было что-то магическое. Такие чёрные очи или «глаза ворона» бывают у цыганок, способных на чары.

– О том, что мне никогда не удастся так же лихо скакать, как вам, – сразу переменил тему Кенингсон.

– А вам и не надо! – заразительно рассмеялась Кира. – Мужчина вашего почтенного реноме должен передвигаться по жизни солидным шагом. А вот вашему собеседнику я готова преподать несколько уроков.

Дерзкий взгляд симпатичной женщины заставил Лукова вначале смущённо опустить глаза. Затем, пряча свою растерянность за полушутливым тоном, он воскликнул:

– Помилуйте, сударыня! Уверяю, на этой неблагодарной стезе вас ждёт полнейшее разочарование. Вы только зря потратите время! Я недавно начал осваивать эту науку, но уже махнул на себя рукой.

– И напрасно. Вас положение обязывает.

– Да, вы правы. Но видимо Бог отказал мне в способностях к этому искусству. Признаюсь откровенно: в свой первый раз, приближаясь к лошади, я говорил себе: «Боже мой, как на нее сесть, на эту буйную тварь? Справа или слева, – и что делать потом с ногами, к которым должно быть не без умысла привинчены громадные шпоры?».

– И что было дальше?

– Пока лошадь шла шагом, я ещё пытался бодриться. Но потом она перешла на рысь, и у меня тут же случился приступ головокружения и морской болезни.

Кира снова рассмеялась. И призналась, что вначале Одиссей показался ей не слишком общительным заумным очкариком, но теперь она рада узнать его истинное лицо.

– Вы лучше, чем я думала. А ваш верный индийский оруженосец Георгий – просто чудо!

Одиссей и не заметил, как они оказались вдвоём в стороне от всех. Где-то за спиной остался мучающийся от ревности Кенингсон и муж Киры. Одиссею было легко и очень интересно с этой молодой, искрящейся эмоциями особой. Он ещё никогда не встречал таких женщин и даже не подозревал об их существовании. Она была вполне хороша собой и вместе с тем умна – со знанием дела рассуждала о литературе и о политике. Видимо, также была хорошим специалистом в своём деле. И одновременно со всем этим обладала, приветливым, открытым нравом.