Клара и тень - Хосе Карлос Сомоса

Он недоумевал, почему Мэтр ему солгал.

Закончив работу над картиной, ван Тисх поцеловал его в щеку. «Я хочу, чтобы ты ощутил себя преданным мною», — тонко заметил он.

Теперь Онфретти думал, что, пожалуй, эта фраза была не просто остроумным замечанием.

Выходя из вагончика, Босх раздумывал.

Если Художник вывез картину из Амстердама, ничего уже не поделаешь. Ему бы пришлось ждать, пока полиция или группа захвата обнаружат местонахождение фургона, и молиться, чтобы они прибыли вовремя. Ну а если он решил уничтожить картину в Амстердаме? Он подумал о возможных подходящих местах и сразу откинул парки и общественные места. Гостиницы тоже не подходят, потому что фигуры еще окрашены и могут привлечь внимание. Тогда он подумал о помогавшем Художнику человеке из Фонда: мог он предоставить ему спокойное место, чтобы уничтожение прошло без помех? Если да, то он должен был предусмотреть, что вся амстердамская полиция сразу бросится искать картину. Значит, это место должно быть совершенно надежным. Просторное, заброшенное помещение…

И тут он вспомнил слова Никки, прозвучавшие несколько минут назад.

На последнем совещании ван Хоор предложил не везти эвакуированные картины в «Старое ателье», потому что там «закрыто и пусто», как сказал ему сам Стейн.

Закрыто и пусто.

Это один шанс из тысячи, и он был уверен, что ошибется, но нужно рискнуть. Послушаемся интуиции, правда, Хендри, дорогая?

Он увидел, что к нему идут охранники, и предположил, что это те самые, которых посылает ему Никки. Он побежал к ним, боясь поскользнуться на мокрых булыжниках мостовой. Снова лил сплошной дождь.

— А фургон? — спросил он у первого из них и узнал Яна Вуйтерса, с которым говорил в «Туннеле» перед тем, как все пошло прахом. То, что они все еще вместе, показалось ему хорошим знаком.

Фургон стоял на Музеумстраат. Они побежали к машине под потоками ливня. Люди с площади рассеялись, но еще оставались полицейские машины и автомобили «скорой помощи».

— Куда мы едем? — спросил Вуйтерс, залезая в фургон.

— В «Старое ателье».

Конечно, он мог ошибаться, но надо было рискнуть, надо было рискнуть.

Лицо той девушки. Вращающийся нож.

Рисковать было необходимо.

— Странное ощущение вызывает все это пространство без мебели и украшений, правда? В комнатах для гостей стоят топчаны, и они ничуть не лучше, да и не хуже комнаты Мэтра. Все выглядит даже скорее не монашеским, а пустым, заброшенным… Но этот запах краски придает всему другой оттенок: словно это что-то новое и им еще никто не пользовался, вы согласны?…

Стейн вел себя как гид, рассказывающий туристам о месте, где они находились. Он жестом велел Вуд следовать за ним. Они выбрали проход с левой стороны и погрузились в мир эха и сумерек.

— Как бы там ни было, все это не так уж и странно. Обычно мы украшаем жилища тем, что привозим из путешествий. То же самое сделал ван Тисх. Только путешествия его всегда были внутренними. Все это — следствие того, что он нашел внутри себя. Сувениры его сознания. Когда я впервые вошел в уже отремонтированный замок, я подумал, что он типично голландский. Ну, знаете, конструктивизм, опрятное искусство Мондриана, иллюзорные фигуры и геометрические тела Эшера… Но я ошибался: у ван Тисха нагота — это не декорация, а пустота, не искусство, а его отсутствие. Пройдемте сюда.

В голосе Стейна звучала усталость. От его слов веяло акцентом непоправимого. Казалось, его занимает какая-то смутная идея, словно мысли — крохотные живые существа, порхающие вокруг него.

Мисс Вуд держала в руках акварель, которую взяла с собой из дома Виктора Зерицкого. На картине была присевшая на корточки обнаженная женщина, склонившаяся вперед, голова повернута и смотрит на зрителя. Вуд сразу узнала позу «Сусанны», в которой она видела ее в «Ателье» во время сеанса подписей. Она могла понять, что, когда ребенком маленький Бруно увидел эту акварель, его сознание зажглось мечтами. И могла понять, что, повзрослев, он захотел повторить ее в беззащитной и желанной фигуре «Сусанны» Рембрандта. Протянутые между прошлым и настоящим, между жизнью и творчеством мосты — частое явление у всех художников. Но в данном случае ее смущали последствия. Она решила отправиться в замок и все узнать. «Ему придется меня впустить и ответить на мои вопросы», — думала она. Но в дверях внутреннего дворика ее встретил Якоб Стейн.

Сейчас они шли по коридору. В глубине виднелся дворик с выложенным в шахматном порядке полом. Ночь лила на дальние черепицы лунную настойку.

— Кто помогает Постумо Бальди? — спросила Вуд. — Очевидно, что работал он не один. Кто его обо всем информировал? Кто снабжал его карточками, кодами, паролями, информацией о дежурствах охранников, занимавшихся вывозом картин, о привычках полотен? И кто предупредил его о том, что произойдет сегодня в «Туннеле», и о точном времени, когда это случится?

На лице Стейна витала тусклая улыбка.

— Значит, вы даже знаете, что тут замешан Постумо Бальди… Ах, гализмус, наш сторожевой пес, наш любимый и прекрасный сторожевой пес… Ван Тисх мне говаривал: «Будь с ней осторожным. Она учует след и укусит жертву раньше времени. Только она способна на это». И он был прав. Вы — совершенство.

От этой похвалы она содрогнулась.

— Пожалуйста, ответьте на мои вопросы.

— Когда вы узнали, что это мы? — в свою очередь спросил Стейн.

Мысли Вуд неслись с головокружительной быстротой.

— Я никогда этого не знала, — сказала она. И добавила: — Зачем ван Тисху уничтожать собственные работы?

— Уничтожать? Фусхус, мисс Вуд, кто вам такое сказал? Мы — созидатели, а не разрушители. Мы — художники.

Они пересекли вымощенный дворик. В этой части Эденбургского замка мисс Вуд никогда раньше не бывала. Впечатление было потрясающее: нагие, неокрашенные полы и стены. Единственная архитектурная деталь — колонны из гладкого дерева. Над ними гладко, как море в темноте, простиралась ночь.

— Хотя, по правде говоря, я не хочу присваивать себе авторство этой картины, — рассеянным тоном прибавил Стейн.

Они вошли в новую пустую залу с плиточным полом. В глубине была еще одна дверь, но она казалась какой-то не такой. Напряжение Вуд не спадало. Она знала, что цель стратегии Стейна в том, чтобы обезоружить ее, при этом избежав поединка. Стейн привык манипулировать людьми, а не побеждать их. Мисс Вуд была настороже.

Дверь оказалась металлической, с кодовым замком. Стейн что-то нажал на панели управления, и дверь со щелчком открылась, обнаружив за собой темную внутренность. Потом он обернулся к Вуд с театральным жестом:

— Это творение — всецело дело рук Мэтра. Но он был бы доволен, узнав, что одной из первых его увидите вы.