Про Иону - Маргарита Хемлин

— Она ж с золотом! Невеста век благодарить будет! — уговаривал продавец.

В мастерской взялись блюдо склеить — пообещали сделать лучше нового.

И правда, трещина едва угадывалась.

Иосиф Матвеевич позвонил Алексею, попросил купить держалку, чтоб повесить блюдо на стену.

Алексей пришел с дрелью. Вставил в стену дюбель. Ввинтил шуруп. Приладил блюдо.

— Весь город оббегал — нет нигде держалок. Только в одной галантерейке и нашел. Давно его на стенку надо было.

Ночью Иосиф Матвеевич проснулся от грохота. Спросонок долго не мог понять, что случилось. Включил свет — оглядел комнату — ничего. Пошел в ванную — и там все нормально.

Зашел на кухню. Блюдо лежало на полу, расколотое на мелкие кусочки. Шуруп вывалился.

Иосиф Матвеевич сгреб осколки в полотенце, завязал узлом и положил на подоконник.

Посреди недели, вне расписания, явился Аркадий.

Заметив на стене непорядок — пустой дюбель, — спросил:

— Что вешал-недовешал?

— Блюдо, то, с салфеткой. Сашка расколотила. В мастерской склеили. Хорошо вышло.

— А теперь снял? И правильно, нельзя, чтобы в доме была посуда с трещиной, хоть и клееная.

— Да я не снимал. Само упало — и вдрызг! — Иосиф Матвеевич старался говорить ровно.

— Отец, ты что, расстроился? Если б ты меня попросил, я б тебе все сделал, как надо. Алешка вешал? Он не умеет, — Аркадий привычно переключился на сына.

— Нет, Алексей хорошо сделал. По правилам. Ну, разбилось и разбилось.

— Ты брось, отец. Наверное, вообразил черт-те что. Еще сто лет проживешь, — затараторил Аркадий.

— Да я что, я сто лет проживу. Дело ж не во мне…

Вечером Иосиф Матвеевич развязал узел с осколками и разложил их на кухонном столе. Попробовал собрать — получалось плохо, особенно рисунок на салфетке. Соломенные переплетения обрывались и теперь светились не воздухом, а неровными сколами. Однако занятие захватило.

Сидел над осколками и завтра, и послезавтра, и на третий день. Собирал и снова разбирал фарфоровые кусочки, рассматривал края, вертел.

Завтракать, обедать и ужинать стал в комнате — на журнальном столике, чтобы не тревожить узор.

В субботу пришел Алексей с Сашей.

Алексей кивнул на стол:

— Мне отец звонил. Орал. А я чем виноват?

Девочка радостно всплеснула руками:

— Ой, дедушка, ты играешь в пазл?

Иосиф Матвеевич не понял:

— Что, мое солнышко? Как ты сказала?

— Ну, в пазл! — повторила Саша.

Иосиф Матвеевич недоуменно посмотрел на Алексея.

Тот принялся объяснять:

— Пазл — головоломка. Картинка заранее разрезана, фигурно, чтоб с толку сбить, дезориентировать. Ну, собачья морда или дворец. А труднее всего — небо с облаками. У Сашки полно. Да она еще маленькая — тут усидчивость нужна.

Сашка потянулась к осколкам:

— Дай я!

— Нет, это для взрослых, — перехватил ее руку Алексей. — Дед, ты прибери, пожалуйста, пока она здесь. Схватит — порежется. А то давай вынесу на помойку.

— Я дверь прикрою, на тряпочку, туго-туго. Она не откроет. Мы в комнате чай пить будем и мультики вместе посмотрим, да, Саша?

Уходя, Алексей шепнул Иосифу Матвеевичу:

— Держись. Нельзя на себе сосредотачиваться. Завтра еще кассет принесу — «Бриллиантовая рука», «Полосатый рейс». Только ты позвони, когда отец уйдет — чтоб не столкнуться. С видиком освоился?

— Да-да. Все посмотрел. Хорошее кино, — рассеянно ответил Иосиф Матвеевич.

Сидя за столом, в сотый раз разбирая и собирая осколки, он приговаривал:

— Пазл-мазл[27], мазл-пазл.

У Аарона Симоновича была мечта: выступить в программе «Свобода слова» на НТВ. До этого мечтал выступить в «Гласе народа» на том же канале — ему очень нравились Евгений Киселев, а потом Светлана Сорокина. Не успел.

Теперь настала «Свобода слова» с Савиком Шустером — и это вселяло новые, особые надежды.

Девяностолетний Аарон Симонович практически не видел, и потому номер телефона программы набирала двадцатилетняя правнучка Лиза, студентка.

Она долго разговаривала с кем-то в трубке и по завершении разговора отвечала на немой вопрос всегда одинаково:

— У них сейчас все места заняты. На полгода вперед. Потом позвоним.

Аарон Симонович не сдавался:

— С кем ты говорила? С Савиком?

Разобрать вполне, что и кому говорилось, он тоже не мог, потому что слабо слышал.

— Конечно, с Шустером, — привычно отвечала Лиза (а до этого так же отвечала: с Киселевым, с Сорокиной). — Он сказал, что, как только место появится, сам перезвонит. Я дала свой мобильник, а то ты ничего не расслышишь.

Аарон Симонович на время успокаивался.

Каждую пятницу Аарон Симонович включал телевизор и смотрел «Свободу слова». Улавливая тему, возмущался: «Средневековье! Батареи не работают. Нужно потребовать». Или: «Что делается в Чечне? Кто это заварил? У нас чеченцы всю жизнь дороги строили — и хорошо. Почему им подряд не дают?»

Вообще политикой Аарон Симонович интересовался мало. Больше наблюдал за архитектурой и мостостроительством.

— Я с самим Патоном работал! Киев без моста Патона не Киев! — В Москве Аарону Симоновичу ничего выдающегося построить не довелось, и потому московские мосты не учитывались.

Однажды, еще учась во втором классе, Лиза чуть не сорвала занятия в школе: по предварительному сговору все ученики, сидящие в классе, затопали ногами в такт, надеясь, что стены здания задрожат и занятия прекратятся. До полного разрушения школы дети доводить дело не собирались.

Так в голове Лизы уложились рассказы прапрадеда об опасностях совпадения резонансов.

Резонанс Аарон Симонович считал ключевым явлением. И любое происшествие оценивалось по шкале в два деления: «Хороший резонанс», «Плохой резонанс».

Выступлением на «Свободе слова» Аарон Симонович надеялся вызвать грандиозный мировой резонанс.

О сути никому не рассказывал, а только понукал Лизу:

— Ты меня на любую тему устрой, я там свой вопрос сам проведу.

Умирал Аарон Симонович тяжело. Зато дома. Внуки с невестками (детей Аарон Симонович пережил) находились при нем — кто когда мог.

Старик капризничал, просил сельтерской, мороженого кружочком, мацу.