Век Екатерины Великой - София Волгина

На следующий день, девятого мая, во вторник, в шестом часу утра, вся галерная эскадра под собственный барабанный марш подплыла к полюбившемуся императрицей городу Ярославлю. Горожане и селяне собрались к Успенскому собору, ожидая государыню Екатерину. Архиепископ Афанасий, духовенство, дворянство и купечество ждали в самом соборе. Лишь токмо из-за Полушкиной рощи показалась флотилия императрицы из шести галер и пяти транспортных судов, окруженная многочисленными лодками жителей прибрежных сел и деревень, как зазвонили на ближней приходской колокольне, что стало сигналом для звона колоколов по всему городу и пушечному грому с судов, стоявших на Волге. На стрелке Волги для схода устроили широкую лестницу, а на самой Волге – красивую пристань. В восемь часов пополудни флотилия встала на якорь, и императрица на богато убранной шлюпке переправилась на берег. Под непрерывное «Ура!» был сделан восемьдесят один выстрел из пушек, стоявших на берегу и на площади. Архиепископ, с крестом в руках, и воевода сошли на пристань, где первый поприветствовал гостью поздравительной речью, а второй отрапортовал о благосостоянии города. Тут же, на самом берегу, императрицу встретили хлебом и солью дворянство и купечество. При громовом «Ура!» и колокольном звоне императрица вошла в Собор, где приложилась к иконам и мощам благоверных князей, после чего отправилась в приготовленный для нее архиерейский дом. На следующий день, в одиннадцать часов утра, императрице представлялись архиепископ со знатнейшим духовенством, ярославское дворянство и купечество. Екатерине было приятно узнать, что сюда прибыли костромские посланники, дабы потом проводить Ея Величество в Кострому. Затем императрица посетила Спасский монастырь, а после обеда обозрела фабрики. В восемь часов вечера она принимала и жаловала к руке дам ярославского дворянства. На второй день утром ей представлялись дворяне и купцы».

Такожде в камер – фурьерском журнале отметили, что императрице был представлен весьма обаятельный и всячески приятный ярославский поэт Василий Иванович Майков, преподнесший ей «Оду на прибытие Ея Величества из Москвы в Ярославль». После обеда императрица побывала на заводах, а вечером посетила бал, организованный дворянством и купечеством. Екатерина выглядела замечательно – тем паче, что оделась на бал в русское ярославское платье и кокошник, чем полностью покорила все местное общество. В тот вечер она танцевала со всеми братьями Орловыми и Александром Строгановым. В предпоследний день, в шесть часов вечера Екатерина ужинала с ярославскими дворянами и беседовала с оказавшимся недалеко от нее за столом – напротив и чуть наискосок – тем самым поэтом Майковым, не спускавшим с нее восторженных глаз. Императрица пригласила его послужить отечеству в столице. После застолья устроили фейерверк. Жуков отметил такожде, что подряд три дня государыня находила время разбирать споры местного купечества. Видя, что воевода не справляется со своей работой, императрица велела Сенату заменить его, понеже он, как она полагала: «по нерасторопности своей должность свою исполняет с трудом и не может способствовать восстановлению мира между купечеством».

Далее фурьерский журнал гласил: «В шесть часов вечера, 13-го мая, императрица со свитой при колокольном звоне и громе пушек вернулась на галеру с тем, дабы продолжить свое путешествие. Ярославцы не хотели расставаться с императрицей и доверили нескольким своим депутатам сопровождать ее до Костромы вместе с приехавшими костромскими депутатами».

Екатерина осталась в таком восторге от приема, коим удостоили ее ярославцы, что она, полная впечатлений, всю ночь не могла заснуть. Единственным огорчением оказался воевода, коего требовалось заменить более достойным. В Кострому флотилия прибыла вечером четырнадцатого мая. Глаза Екатерины и ее свиты не могли охватить одним взглядом бесчисленное множество стоявшего по обоим берегам реки народа, чье единодушное восклицание «Ура!» заглушило грохот пушек и перезвон колоколов.

Жуков писал: «Предводитель и депутат стали против императрицы на колени со всем дворянством, народом и духовенством, как белым, так и черным. Семинаристы пели специально к оному случаю сочиненные кантаты. Азовский полк поприветствовал императрицу уклонением знамен, музыкою и барабанным боем. Приветственные крики огромной мощности не прекращались».

Здесь, на пристани, ее встречали: друг Никиты Панина генерал-майор Александр Бибиков, епископ Костромской и Галичский Дамаскин, а такожде местное духовенство, дворянство и купечество. Государыня Екатерина Алексеевна, повелев всем встать, откушала поднесенный хлеб с солью.

Затем галеры императрицы прибыли к Ипатьевскому монастырю, который часто называли «колыбелью дома Романовых» – там юный Михаил Романов сто пятьдесят пять лет назад получил сообщение об избрании его царем. Приветственные речи архиепископа Дамаскина и генерала Александра Бибикова говорили о безмерной к ней любви народа и о преклонении пред ней как пред законной представительницей династии Романовых. Императрица чувствовала, как от хвалебных речей краска удовольствия разливалась у нее по щекам. Глаза засияли еще ярче, довольная и благодарная улыбка не покидала ее лица.

Жуков отмечал: «Императрица слушала литургию, после чего пообедала с местным духовенством и дворянством. Обед, во время коего играла придворная музыка, был дан костромским дворянством в архиерейских покоях, построенных в Ипатьевском монастыре. Стол накрыли на сорок кувертов, а великолепный десерт в аллегорических изображениях представлял добродетели государыни. К столу носили и ставили пред Ея Величеством кушанье костромские дворяне, а не прислуга. За креслом императрицы служили две знатнейшие и благовоспитанные дворянские девицы».

Во время обеда государыня Екатерина вдруг настороженно обернулась по сторонам и с удивлением посмотрела на место, где сидел граф Иван Чернышев. Он, заливаясь слезами, твердил слова благодарности своему соседу, главе города Костромы. Всхлипывая и вытирая хмельные слезы, он повторял, что нигде не видел подобного единства всех сословий русского народа, что сие он никогда не забудет и оное будет помогать ему верить в силу родного отечества.

– Растрогало графа Чернышева благочинное и ласковое обхождение, – отметила с сочувствующей улыбкой императрица.

– Да, местное дворянство действительно на редкость гостеприимно, – заметил, улыбаясь, Александр Орлов.

– Граф, а что вы скажете на то, что при первой встрече с горожанами здесь даже чужестранцы – дипломатический корпус, сопровождающий нас – не раз плакали при виде народной радости, с коей нас встречали костромчане?

– Не токмо иноверцы и чужестранцы, Ваше Величество! Но и ваш покорный слуга, я, собственной персоной, прослезился. А из меня выбить слезы, как всем известно, не-воз-мож-но! – закончил он, весело взявшись паки за вилку.

Глаза у Екатерины загорелись.

– Ну вот! – воскликнула она негромко, обернувшись к Григорию и одновременно при том обращаясь к надворному советнику Ивану Золотухину, сидящему напротив нее: – Даже наш Алексей Григорьевич ощутил единение с народом. Сие дорогого стоит! А уж как я его прочувствовала! С трудом сдержала слезы.

– Да уж, вы, Ваше Величество, известная плакса, – вполголоса пошутил, склонив к ней голову, Григорий Орлов. – Я-то заметил слезы на ваших глазах.