Легенды крови и времени - Дебора Харкнесс

Она почти месяц брала уроки танцев у миниатюрной русской вампирши с длинными ногами и большими глазами. Уроки Фиби с мадам Еленой проходили в танцевальном зале с зеркальными стенами, прекрасной акустикой и крепкой дверью. Им аккомпанировал сын мадам Елены, невзрачного вида вампир, которому на вид было слегка за тридцать. Звали его Дмитрий. Он стучал по клавишам так, словно вел сражение со старинным роялем Фрейи.

Балет играл важную роль в детстве Фиби, но затем она более десяти лет не надевала пачку. Фиби обожала балетную музыку, ритуал подготовки, разогревающие упражнения у станка, за которыми следовали прыжки и повороты, доставлявшие ей столько радости. Но преподаватели не видели у Фиби задатков настоящей балерины. А поскольку и она, и Стелла любили достигать высокого уровня во всем, чем занимались, Фиби переключилась на теннис. Прежде она считала неразумным тратить время на то, где ее достижения всегда останутся скромными. Сейчас времени у Фиби было предостаточно.

После инцидента со Стеллой Фрейя решила, что Фиби нуждается в более широком круге общения и в большей физической нагрузке, позволяющей уравновешивать перепады настроения. К удивлению всех, мадам Елена когда-то была недолго знакома с мадам Ольгой, в детстве учившей Фиби премудростям балетного танца.

– Прекрасные руки и ужасные ноги, – с некоторым сожалением заявила мадам Елена.

И теперь в танцевальном зале Фрейи Фиби усердно вращала пальцами ног, растягивала свои вампирские конечности и давала телу ощутимую нагрузку. После полутора часов упорядоченных движений в сочетании с грандиозными жете и серией возбуждающих фуэте, она чувствовала приятное расслабление и боль в мышцах. Через несколько минут все болевые ощущения проходили.

– А вы делаете успехи, мадемуазель, – сказала мадам Елена. – Правда, синхронизация движений у вас по-прежнему никуда не годится. Пожалуйста, запомните: поворот нужно начинать с уровня бедер, а не с коленей, иначе вы сломаете себе ноги.

– Да, мадам.

Фиби не хотелось, чтобы эти занятия вдруг прекратились, и потому она соглашалась с каждым словом мадам Елены.

Она простилась с мадам Еленой и Дмитрием в сумраке холла, куда не попадал солнечный свет. Но после полутора часов кружений среди зеркал и постоянных бликов у Фиби заболела голова, и она поспешила надеть темные очки.

– Как прошел твой урок? – спросила Фрейя.

– Замечательно, – ответила Фиби, просматривая свежую почту на столике. – Писем для нее не было и не будет, пока не пройдет девяносто дней. – А где Мириам?

– В Сорбонне, на конференции, – ответила Фрейя, не желая вдаваться в подробности.

Она взяла Фиби за руку, и обе направились в комнату, которая с недавних пор принадлежала Фиби и тоже выходила в сад.

Фрейя считала, что у каждой вампирши, помимо будуара, где она спит, моется и принимает интимных гостей, должно быть личное пространство. Почти круглосуточное бодрствование требовало постоянных занятий, которые направляли бы повседневную жизнь и упорядочивали время, придавая ему смысл и значимость. По настоянию Фрейи Фиби заняла старую утреннюю гостиную, которая теперь называлась кабинетом Фиби, и перенесла туда свои любимые вещи, собранные по всему дому. Туда перекочевала римская ваза из холла и замечательное полотно Ренуара, напоминавшее Фиби о прекрасных днях, проведенных с Маркусом. Картина была нежной и чувственной, а темноволосая женщина, собирающая фрукты, имела некоторое сходство с Фиби.

– О, да ты закончила картину! – воскликнула Фрейя, взглянув на мольберт с холстом.

– Не совсем. – Фиби придирчиво оглядела свое произведение. – Нужно еще поработать над фоном. Да и свет слишком силен.

– По-твоему, весь свет слишком силен. Однако он притягивает тебя и в творчестве, и в жизни. Знаешь, это очень здорово, – сказала Фрейя, вглядываясь в холст.

Как и балет, живопись была еще одним увлечением детства, к которому Фиби с радостью вернулась.

– То, что я изучаю сейчас на практике, окажет мне огромную помощь, когда я вернусь на работу. – Фиби наклоняла голову, рассматривая картину под разными углами.

– Фиби, ты же прекрасно знаешь, что никогда не вернешься на работу в «Сотбис», – печально вздохнула Фрейя.

– Это вы так говорите. А я намерена заниматься не только живописью и танцами, но и еще чем-то, иначе я просто свихнусь, – заявила Фиби. – В отличие от тебя, Фрейя, меня не растили принцессой.

– Мы найдем тебе и другие достойные занятия, – пообещала Фрейя. – Они заполнят твое время. Ты можешь строить школы, служить в полиции, заботиться о вдовах. Я занимаюсь всем этим, благодаря чему ощущаю свою полезность.

– Сомневаюсь, что я пригодна для службы в полиции, – усмехнулась Фиби.

Тетка Маркуса с каждым днем вызывала у нее все больше восхищения.

– Недавно ты говорила, что забыла, как делается плие. Ты же не знаешь, куда жизненный путь тебя приведет.

– Конечно, я всегда могу взяться за составление каталога коллекции Болдуина, – ответила Фиби. – Я уж не говорю об инвентаризации Пикеринг-Плейса и Сет-Тура.

– Не откажусь, если затем ты составишь каталог всего, что собрано у меня. И непременно полазай по дому Мэтью в Амстердаме. Чердак там полон старинных полотен с изображением белых мужчин в кружевных жабо. От них самих поди и праха не осталось.

Побывав в Олд-Лодже и увидев, что бесценные полотна хранятся в туалете, Фиби уже не удивлялась варварскому обращению Мэтью с предметами искусства.

– Но ты, дорогуша, должна делать нечто большее, чем охота за сокровищами, – предупредила ее Фрейя. – Ты не можешь спасти мир и всех, кто живет на земле. Но ты должна найти способ что-то изменить в этом мире. Потому-то в нем и существуют вампиры. Так всегда говорил мой отец.

16 июля

Мы заканчивали мыть близнецов, когда в комнату влетел Маркус. За ним следовала встревоженная Марта.

– Эдвард Тейлор в больнице! – сообщил Маркус. – По словам Фрейи, у него инфаркт. Подробностей она не сообщила. Даже не сказала, в какой он больнице.

Мэтью передал Маркусу полотенце, которым вытирал Филиппа, и полез за мобильником.

– Мириам? – спросил он, даже не поздоровавшись, и включил громкую связь.

– Я не уследила. Фрейя не должна была звонить Маркусу, – послышался недовольный голос Мириам.

– В какой больнице Эдвард? – спросил Мэтью.

– В Сальпетриере. Ближайшая к их отелю.

– В каком он состоянии? – задал новый вопрос Мэтью, но Мириам молчала. – Мириам, я спросил про его состояние.

– Пока слишком рано говорить. Мы сами не знаем. Когда узнаем больше, будем решать, сообщать Фиби или нет, – сказала Мириам.

– Фиби вправе знать, что с ее отцом случилась большая беда! – крикнул Маркус.