Без остановки. Автобиография - Пол Боулз

Джейн о своей жизни тут и добиваясь от неё ответа. В конце концов, стал отправлять письма друзьям в Танжер, чтобы узнать, где она. Ответы не позволяли сомневаться, что Джейн в городе, но на вопрос, почему она со мной не общалась, отвечали очень расплывчато.

Большая часть Бангкока выглядела как закоулки нижнего Бронкса (если их перенести в болота Флориды). Добраться из одного конца города в другой было непросто. Сложности и опасность, связанные с переходом улицы, долгие поиски такси, большие расстояния в пределах города, которые не позволяли передвигаться пешком, сильная жара и выхлопные газы в воздухе — всё это служило вескими причинами, чтобы выходить на улицу как можно реже. Я сидел в гостиничном номере, читал, писал и записывал тайскую музыку, которую передавали по радио. Каждый день по радио транслировали на удивление много традиционной тайской музыки.

Оливер Эванс, с которым я впервые встретился в Танжере, находился в Бангкоке и преподавал в университете Чулалонгкорна[580]. Когда я приехал, он уже успел подружиться с несколькими буддийскими монахами, и мы вместе отправились к ним в гости в их монастырские покои-ват, где они жили. Я понимал, почему Оливеру нравилось их общество. Несмотря на серьёзный языковой барьер (Оливер только начинал брать уроки тайского языка, я вообще не знал ни слова, а словарный запас английского у монахов был очень ограничен), монахи давали нам единственную возможность с кем-то связно побеседовать в Бангкоке. Целый обряд — находиться в их присутствии в их покоях — требовал такого же терпения, какое необходимо для посещения дома зажиточной марокканской семьи. Как и у марокканцев, время у них текло гораздо медленнее, чем у нас. Человек тут никогда ничего не делает за час или пару часов, он занимается этим полдня или, быть может, целый день. Монахи с выбритыми головами и бровями сидели на полу, поправляя свои жёлтые одежды вокруг ног, и улыбались. Они никак не могли взять в толк, почему я уходил, чтобы успеть в посольство, успеть забрать свежую почту, пока оно не закроется. «Так хочешь пойти?» — удивлённо спрашивали они. «Да нет, я должен пойти». Монахи улыбались ещё шире, вежливо отвечая на то, что, по их мнению, было с моей стороны явной ложью.

Я отправился с Оливером и группой монахов в паломничество в Аюттхая[581]. В качестве благодарности они пригласили нас в по-настоящему удивительное путешествие. Через мангровые леса к югу от Бангкока мы плыли на лодке к храму, затерянному в джунглях, под названием Опарит.

Когда я несколько продвинулся, составляя план будущей книги, то перенёс свою тайскую «штаб-квартиру» в Чиангмай. Тут всё ещё росли деревья, дающие тень на улицах, и стояли бесчисленные храмы, как разрушенные, так и действующие. В то время в Бангкоке было нескольких сотен массажных салонов, а в Чиангмае всего два. Их благосостояние зависело от посещения американских солдат, которых вывозили сюда на отдых во время войны во Вьетнаме[582]. Массажные салоны были первыми местами, куда предлагали отвезти рикши, стоявшие наготове в очереди на лужайке каждый раз, когда я выходил из отеля. Следующим пунктом программы значился опиум. Тонны его хранились на складах по всему городу (считается, что 75 процентов получаемого в мире опия-сырца проходит через Чиангмай).

У меня был с собой записывающий стереомагнитофон, который я часто ставил у храмов, где звучали песни или музыка. Кроме того, в Чиангмае было интересное музыкальное явление, очень похожее на то, что имело место в Фесе сорок лет назад, когда я впервые туда приехал. По здешнему обычаю, представители обеспеченных слоев считали своим долгом на досуге увековечить образцы древней музыки. В Фесе друзья собирались после ужина и исполняли андалузскую музыку, в Чиангмае люди собирали небольшие оркестры и, сидя в кругу на полу у себя дома, играли музыку, написанную семь столетий назад, когда их город был тайской столицей. Естественно, я старался записывать на плёнку всё, что можно из разряда такой музыки. У меня с местными не было общего языка общения, но тайцы были гостеприимными и помогали, поэтому мне удалось сделать много хороших записей. Мне нравились тайцы, они казались прагматичными и умными и, хотя быстро обижались, проявляли исключительное умение скрывать свои чувства. Но вот жить в Таиланде мне не особо нравилось. Главным образом из-за того, что власти упорно отказывались выдавать мне визу сроком более, чем на пятнадцать дней. Когда я не уверен, что проживу в стране больше двух недель, чувствую себя неуютно. Не раз приходилось брать напрокат машину в Чиангмае. Меня отвозили на север, к бирманской границе в иммиграционный офис недалеко от Бан Чианг Дао, где я показывал свой паспорт и получал новый штамп с датой въезда в страну.

На Рождество я получил письмо от Джозефа Макфиллипса[583] из Танжера с просьбой переделать для него мой рассказ «Сад» в пьесу. Я ответил, что работаю над книгой о Бангкоке и не могу даже подумать о чём-то другом. Затем я начал представлять, как мог бы построить пьесу, если бы у меня было на это время. Опасный ход мыслей! Через некоторое время я написал Джо ещё одно письмо, где начав с рассуждений о том, что писать такую пьесу сейчас не могу, закончил наброском первой сцены. Вскоре я понял, что уже пишу эту пьесу. Я отправлял Джо одно или два письма в день, где был прописан, так сказать, сценарий. К моему удивлению, все они благополучно дошли из Чиангмая в Танжер.

Из письма врача Джейн из Танжера я узнал, что у неё спайки в кишечнике. Сама Джейн писала, что ей нужно, чтобы я был рядом. Я всё ещё собирал информацию для книги. Мне хотелось оставаться в Таиланде настолько долго, насколько позволят власти, но это оказалось невозможно.

На ночном поезде я добрался до Бангкока, где купил билет на судно, отплывающее на запад. Это был датский корабль Simba, направлявшийся в Сингапур, малайский Порт-Кланг, Пенанг и Геную.

Обдуваемый лёгким бризом, корабль плыл по водам Сиамского залива, оставляя позади смог и убожество Бангкока. Я подозревал, что тайский проект будет провальным, и я не смогу закончить книгу, имея на руках недостаточно информации. Если так и окажется, ничего не поделаешь.

Корабль простоял в Пенанге всего один день. Остров, казалось, не сильно изменился за двенадцать лет, прошедших с тех пор, как я его видел в последний раз, разве что прекрасный общественный парк Джорджтауна Уотерфолл-Гарденс не был уже таким зелёным, как при англичанах. Я