Империя в войне. Свидетельства очевидцев - Роман Сергеевич Меркулов

политическую цель (лишить генералов и лидеров «Прогрессивного блока» контроля над армией), совершенно очевидно, что сам по себе этот документ был неспособен оказать столь грандиозное воздействие на вооруженные силы, располагавшиеся от Владивостока до Петрограда. Доверие к собственным командирам и готовность «исполнить воинский долг» не могли быть в одночасье упразднены строками какого-либо приказа, пускай даже и дьявольски хитроумно сформулированного. За них это сделали три года войны, сопровождавшейся поражениями и беспрецедентными потерями, полнейшим хозяйственным развалом и обнищанием населения. Армия и флот Российской империи «выполнили» этот приказ, потому что он отвечал их внутреннему состоянию – состоянию развала и распада.

2–3 марта. «Двоевластие»

Наконец, встал вопрос об отречении монарха. Это не вызвало особого удивления в Ставке: предельно непопулярный царь потерял свою столицу, власть перешла к «Прогрессивному блоку», какими еще могли быть требования нового Петрограда? «Опрос» командовавших фронтами, проведенный Алексеевым, показал, что генералы не поведут войска в бой за Николая II. «Самодержец», перешедший теперь от упрямства к самой жалкой уступчивости, растеряно встретил Гучкова и Шульгина, явившихся к нему за отречением. С характерным для него пренебрежением к законам Российской империи, 2 марта Николай II отрекся от престола за себя… и своего наследника. Теперь императором должен был стать младший брат царя, но посовещавшись с депутацией из Государственной Думы, среди лидеров которой лишь Милюков решительно выступил за сохранение преемственности, 3 марта Михаил отказался занимать трон до решения Учредительного собрания, на усмотрение которого предстояло вынести все вопросы будущего обустройства российской государственности.

Нерешительность Михаила Романова можно было понять. Находившийся все это время в столице, он представлял себе реальное положение вещей лучше, чем Ставка и только что отрекшийся монарх. Петроград был охвачен революционной горячкой, имевшей явный лево-республиканский характер. Украшенные красными флагами грузовики и легковые автомобили носились по улицам, солдаты и новоявленные милиционеры искали переодетых полицейских, будто бы все еще прячущихся на чердаках со своими пулеметами. Повсюду возникали «советские организации», подчинявшиеся (очень условно) лишь Петроградскому Совету – в таких условиях «принимать» корону было пустым делом, обычной фразой, погибать за которую не стал бы никто.

«Думская монархия» пала, но то, что пришло ей на замену можно было назвать умеренно центристским правительством при неумеренно левом «парламенте». Формирование этой системы, получившей характеристику «двоевластия», началось еще до отречения Николая II. В Таврическом дворце руководители «Прогрессивного блока» и вожаки социал-демократического Петроградского Совета вели многочасовые переговоры о формировании новых властных структур. В конце концов, они договорились о создании Временного правительства – того самого «кабинета общественного доверия», к которому так долго стремились в Государственной Думе.

Главой нового правительства стал князь Г. Е. Львов, прежде составивший себе известность деятельностью Земгора – номинальная фигура, лишь оттеняющая реальных лидеров П. Н. Милюкова и А. И. Гучкова, возглавивших иностранное и военное министерства соответственно. В «буржуазный кабинет» левые из Петроградского Совета входить отказались – за важным исключением А. Ф. Керенского, который умело представил свое желание стать министром юстиции в качестве необходимой жертвы. Фигура «заложника демократии», пообещавшего защитить «завоевания революции», быстро приобретала общероссийское значение.

Между тем, споры в Таврическом дворце отражали глубокое недоверие обеих сторон друг к другу. Лидеры Временного правительства, еще вчера надеявшиеся организовать «дворцовый переворот», столкнулись теперь с тем, чего прежде опасались больше всего – массовым социальным движением, приобретавшим черты анархии. В свою очередь, теоретики социализма из Петроградского Совета прекрасно понимали, что думские политики ведут с ними переговоры только потому, что не надеются в ближайшее время взять ситуацию под контроль собственными силами. Они стремились к конституционной монархии или буржуазной республике, как в Англии или во Франции, к «войне до победного конца», а Петроградский Совет – к «подлинному народовластию» и миру «без аннексий и контрибуций». Поэтому хотя Временное правительство и следовало признать и поддержать, но лишь «постольку поскольку» оно не препятствовало желаниям «российской демократии». За «временными» надо бдительно следить, не позволяя буржуазии заключить союз с реакционным генералитетом и разогнать советы.

Таким образом, с первых день после отречения царя, внутриполитическое положение России определялось двоевластием: идейно противостоявшими друг другу официальным правительством и «органами революционной демократии», в просторечии именуемыми «советами».

3—4 марта. Резня на флоте

В считанные дни матросы Балтийского флота перебили больше офицеров, чем это удалось сделать кайзеровским адмиралам за все годы войны. Сигналом к «выступлению» стало известие об отречении царя в пользу своего брата – «революционно настроенные» матросы начали убивать офицеров в знак протеста против сохранения монархии. Самым жестоким образом было убито больше сотни человек, среди которых оказались и командующий Балтийским флотом адмирал А. И. Непенин, и ряд других высших командиров флота. Трагикомичным образом известие об убийстве адмирала Р. Н. Вирена было воспринято в России в качестве событий в Германии, где будто бы тоже началась революция.

Расправы на Балтийском флоте увеличили количество жертв «бескровной» Февральской революции: около полутора тысяч человек было убито во время событий Петрограде, а еще несколько десятков – по всей империи. К сожалению, это было лишь началом того «социального озверения», которое ожидало Россию в самом ближайшем будущем. Непосредственными же итогами вспышки насилия на военно-морских базах стали фактическая потеря боеспособности Балтийского флота и появление диковинной «Кронштадтской республики», власть в которой принадлежала радикально настроенным матросам.

7—8 марта. Арест царской семьи

Революции редко отличаются терпимостью к поверженным врагам. Десятки полицейских, военных и чиновников стали жертвами бессудных расправ в феврале – марте. Старались не отстать «от народа» и новые власти. Правительство Николая II и многие высшие сановники империи уже были арестованы, теперь настал черед и отрекшегося самодержца. Временное правительство постановило взять «господина полковника Романова» под арест, осуществить который было поручено генералу Л. Г. Корнилову, незадолго до этих событий бежавшему из австрийского плена. Теперь бравый начальник революционного Петроградского военного округа вновь предстал перед царем (несколькими месяцами ранее император награждал сбежавшего героя в могилевской Ставке), объявив ему, что бывший монарх, вместе со всей его семьей, находится в Царском Селе под домашним арестом.

Вместе с этим, лишившаяся цензурной опеки пресса «свободной России» начала поносить императорскую семью, опускаясь до откровенно порнографических «уток» об изменах бывшей царицы с Распутиным.

10 марта. Новая Россия, новая армия

«Двоевластие» еще могло быть терпимым, но его очень быстро сменило настоящее безвластие. Правительство, с 10 марта начавшее официально называться Временным (до созыва Учредительного собрания), выпустило из тюрем и «политических узников», и уголовных преступников. Последние зачастую освобождали себя сами, не дожидаясь телеграммы из Петрограда. Около сотни