Невидимая сила. Как работает американская дипломатия - Уильям Бёрнс

действия. Но мы никогда не добились бы успеха и не продвинулись бы вперед так быстро, если бы попытались вести переговоры с иранцами открыто, на виду у всего мирового сообщества, или только в по определению более сложном формате «Группы 5 + 1».

Президент особо настаивал на важности соблюдения третьего пункта его требований. В ходе секретных переговоров мы должны были сосредоточиться на ядерной проблеме – самой неотложной и взрывоопасной из всего множества проблем в наших отношениях с Ираном. Именно для решения этой проблемы мы объединили международное сообщество и организовали такое сильное давление на Иран, и именно по этой проблеме иранцы были готовы вести диалог. Кроме того, наши партнеры в Персидском заливе также категорически настаивали на том, чтобы мы не расширяли круг обсуждаемых вопросов, не выходили за рамки ядерной проблематики и не занимались другими, не связанными с ядерной проблемой преступлениями Ирана без их участия. Цель секретных двусторонних переговоров состояла в том, чтобы убедиться в серьезности намерений Ирана в отношении решения ядерной проблемы, а затем начать более широкое обсуждение в рамках «Группы 5 + 1».

Это был сугубо деловой, лишенный сентиментальности подход к ядерным переговорам. Никто не питал особых иллюзий, ожидая, что поведение иранцев или американо-иранские отношения изменятся за одну ночь. Вероятность таких изменений в краткосрочной перспективе я оценивал пессимистически, учитывая жестокость иранского режима, его способность к сопротивлению и блестящее умение подавлять противников, а также широкие возможности вмешательства, позволяющие мутить воду в полном проблем и противоречий арабском мире. Мы понимали, что любые достижения в области решения ядерной проблемы придется встраивать в более широкую стратегию противодействия политике Ирана, создающей угрозу для региона, и по-прежнему использовать различные рычаги влияния и вводить неядерные санкции, чтобы воздействовать на иранцев.

Четвертый пункт президентских инструкций касался непосредственно процесса ведения и содержания переговоров. Мы должны были осторожно указать иранцам на то, что в случае, если они согласятся взять на себя серьезные долгосрочные обязательства в области ограничения своей ядерной программы, связанные со строгими обязательными проверками и мерами контроля, мы, со своей стороны, будем готовы изучить возможность сохранения с определенными ограничениями иранской программы обогащения ядерного сырья в рамках всеобъемлющего соглашения. Этот пункт вызвал серьезные разногласия в эшелонах власти ниже президентского уровня; спорили не столько о том, стóит ли разыгрывать эту карту, сколько о том, когда именно это делать. Я считал, что лучше сделать в самом начале переговоров, продемонстрировав серьезность намерений США и убедившись в серьезности намерений иранцев. В таком случае мы могли бы открыто возложить на них бремя ответственности – им пришлось бы доказывать, что они действительно готовы принять жесткие ограничения. Кроме того, в ходе практического обсуждения мы ясно дали бы им понять, что они не смогут добиться создания атомной бомбы. Тому Донилону не очень нравилась такая тактика. Он хотел бы получить более весомые доказательства серьезности намерений иранцев еще до того, как мы разыграем эту карту, учитывая, что, как бы осторожно мы ни формулировали свое предложение, взять его обратно будет трудно.

Президент был убежден, что нам не удастся заключить соглашение с иранцами, не согласившись на сохранение (с определенными ограничениями) иранской программы обогащения ядерного сырья. Иранцы уже знали, как обогащать уран, и с этим знанием ничего нельзя было поделать – ни бомбами, ни санкциями, ни заклинаниями. Возможно, лет 10 назад, когда иранцы только запускали несколько десятков центрифуг, мы еще могли заставить их полностью отказаться от обогащения ядерного сырья, но в 2013 г., когда у них уже было приблизительно 19 000 центрифуг, а программа обогащения ядерного сырья пользовалась широкой общественной поддержкой по всей стране как часть программы использования атомной энергии в мирных целях, это вряд ли было возможно. Президент хотел, чтобы на секретных переговорах мы сосредоточились на главном, и это казалось мне весьма разумным. Он одобрил предложенную нами формулировку «рассмотреть возможность сохранения ограниченной программы обогащения ядерного сырья», сделав особый упор на глаголе «рассмотреть». Важно было дать понять иранцам, что мы ничего не обещаем и не гарантируем.

Наконец президент напомнил, что шансы на успех меньше, чем 50 на 50, поэтому не следует забывать про запасные варианты. Мы должны были продолжать разрабатывать «бомбу, используемую против подземных целей», способную разрушить объект «Фордо». Пентагон должен был «устроить спектакль», посредством регулярной передислокации войск и тщательной подготовки демонстрируя полную боевую готовность наших вооруженных сил. Мы должны были продолжать прилагать и другие усилия, нацеленные на замедление и затруднение реализации иранской ядерной программы. Наконец, в случае, если переговоры не увенчались бы успехом, мы должны были быть готовы вернуться к ужесточению санкций. Если бы прямые переговоры не дали никаких результатов, то не по вине Соединенных Штатов, а значит, нам было бы легче добиваться усиления давления на несговорчивый Иран.

В конце нашей последней встречи президент пожал нам с Джейком руки и просто сказал:

– Удачи!

Обама многое ставил на эту рискованную инициативу, и мы были полны решимости сделать все от нас зависящее, чтобы она достигла цели.

* * *

Долгие перелеты в Оман на самолетах без опознавательных знаков и с незаполненными списками пассажиров вскоре стали привычными, но во время первого полета в конце февраля 2013 г. я так волновался, что не мог заснуть. Я думал о том, что нас ждет. Салем встретил нас на военном аэродроме в Маскате, как всегда полный оптимизма, и сообщил, что иранская делегация во главе с заместителем министра иностранных дел Али Асгаром Хаджи прибыла незадолго до нас.

До комплекса зданий офицерского клуба под Маскатом, уединенно расположенного на берегу Аравийского моря, мы добрались примерно за полчаса. В следующие несколько дней вселенная для нас должна была сжаться до размеров территории клуба. Первый вечер наша команда посвятила обсуждению тактики начала переговоров, назначенных на следующее утро, и распределению ролей и обязанностей. Мы не ждали многого, но после нескольких месяцев дебатов и планирования рады были наконец приступить к делу.

Следующее утро было типично жарким и влажным. Рано утром я вышел на прогулку, но было душно, как в бане, и прогулка почти не помогла избавиться от дискомфорта, связанного со сменой часовых поясов. Салем, глава королевского двора и начальник оманской разведки приветствовали обе делегации, когда мы входили в конференц-зал с панорамными видами на море. Я обменялся рукопожатием с Хаджи и его коллегами. В зале находились Реза Забиб, начальник Североамериканского управления иранского министерства иностранных дел; Давуд Мохаммадниа из министерства внутренней безопасности; представители иранского агентства по атомной энергии; великолепный переводчик, и, как я всегда подозревал, многочисленные прослушивающие устройства, записывающие наши разговоры. Мы расселись друг напротив друга за длинным столом,