Невидимая сила. Как работает американская дипломатия - Уильям Бёрнс

отмены. Мы твердо отвечали, что мы не продвинемся вперед на переговорах, пока иранцы не поймут, что столкнулись с серьезным кризисом доверия – не только со стороны Соединенных Штатов, но и широкого международного сообщества.

3 марта, ближе к концу заключительной сессии, мы с Джейком прямо заявили иранцам, что, если они не понимают необходимости принятия ими серьезных мер, мы не видим большого смысла в продолжении секретных переговоров. Мы сказали, что иранцы оторвались от реальности и забыли, что не играют на том же стадионе и даже не занимаются теми же видами спорта, что и международное сообщество, возмущение которого растет.

Перед закрытием последнего совещания Забиб обратился к нам со страстным призывом. Он вспомнил, что во время своей поездки в Нью-Йорк несколько лет назад видел в аэропорту JFK рекламный щит. Немного коверкая английскую грамматику, он сказал, что на нем было написано "Think the Big" («Мысли масштабно»).

– Именно это вы, американцы, и должны делать, – сказал он. – Мыслите масштабно. Думайте о главном, и дело пойдет на лад.

Я улыбнулся Джейку. Ни один из нас не сумел в двух словах объяснить иранцам, что проблема заключалась не в нашей способности мыслить масштабно, а в серьезности намерений Ирана. Поэтому мы просто настоятельно попросили их взвесить все, о чем мы говорили три дня в Омане, и обдумать свой выбор.

Это было не самое удачное завершение не самого удачного первого раунда переговоров. В отчете Вашингтону мы указали, что «еще и близко не подошли к сути вопроса». Хаджи был талантливым дипломатом, но у него не было полномочий. Ничего другого мы и не ожидали после стольких лет отсутствия прямого диалога. Но работать в режиме прямого диалога со всеми его «атмосферными помехами» было куда проще, чем в стерильной обстановке переговоров в формате «Группы 5 + 1», – во всяком случае это позволяло избежать ненужной полемики, перевести разговор в практическое русло и, кроме того, давало бóльший простор для творчества. Призыв Забиба «мыслить масштабно» не вселял особой уверенности в успехе, но, так или иначе, переговоры стартовали.

Снова проведя в самолете 17 часов, 4 марта мы вернулись в Вашингтон. Поездку удалось сохранить в секрете. На следующий день, поскольку госсекретарь Керри был за границей, президент пригласил в Овальный кабинет нас с Джейком, и мы получили возможность доложить ему о переговорах в Омане лично. Президент сидел в своем любимом кресле у камина. Он только что закончил чтение регулярной утренней сводки разведданных. Обама выслушал нас очень внимательно. Мы рассказали о своих впечатлениях – весьма осторожно, стараясь не преувеличивать значение итогов первого раунда, который был только первым шагом на долгом пути.

– Я и не ожидал мгновенных результатов, – сказал президент. – Может быть, это сработает, а может, и нет. Но мы поступили правильно. Давайте просто надеяться, что сумеем сохранить переговоры в секрете, и продолжать работу.

* * *

Мы покинули оманский пляжный комплекс, по-прежнему не убежденные, что у нашей секретной инициативы есть будущее. События, произошедшие той весной после нашего возвращения, не развеяли наших сомнений. В начале апреля «Группа 5 + 1» встретилась с Джалили и иранцами в Алма-Ате, но не продвинулась вперед. Через Салема эль-Исмаили и других оманцев мы ясно дали понять иранцам, что готовы продолжать переговоры по секретному каналу, но они были заняты подготовкой к президентским выборам, предстоящим в июне. Торопить их не имело смысла, так как мы понятия не имели, кто унаследует пост Ахмадинежада. Следовало подождать и посмотреть, что будет.

После неожиданной победы Хасана Рухани на выборах в июне 2013 г. перед нами забрезжила слабая надежда на новые возможности. В прошлом он был одним из главных переговорщиков по ядерной проблеме. Выживать в беспощадном мире иранской революционной политики ему помогали изворотливость и коварство. Рухани прекрасно понимал, какой ущерб наносят экономике страны международные санкции (а также непоследовательное и неумелое правление популиста Ахмадинежада). Ему удалось убедить Верховного руководителя, что Иран должен рассмотреть возможность более серьезных переговоров по ядерной проблеме и некоторых реальных компромиссов, иначе страна рискует столкнуться с такой же вспышкой беспорядков и политической нестабильностью, которая потрясла режим летом 2009 г. Оглядываясь назад, могу сказать, что нам следовало бы организовать секретный канал еще при Ахмадинежаде, до избрания на пост президента Рухани. Но мы ждали окончания выборов, а Хаменеи с присущей ему подозрительностью, видимо, думал, что мы ждем победы Рухани, пренебрегая человеком, который на самом деле принимает решения. Поскольку Рухани стал настаивать на прямых переговорах с американцами, когда более агрессивные «ястребы» из правительства Ахмадинежада уже перешли Рубикон, это не так серьезно сказалось на его политическом капитале.

Рухани обрел влиятельного союзника в лице нового министра иностранных дел Джавада Зарифа, который стал новым лицом иранской дипломатии. Зариф (как Конди Райс) учился в Денверском университете и получил там докторскую степень, а его научным руководителем был отец Мадлен Олбрайт. Затем он много лет работал в Нью-Йорке, на посту постоянного представителя Ирана при ООН. Это был опытный дипломат. Он знал, как работать в жестокой иранской политической системе страны, и строго выполнял большинство полученных инструкций, но в то же время умело использовал свои таланты и обаяние (а также иногда, к сожалению, и мелодраматический дар) для умасливания партнеров по переговорам и манипулирования ими.

На краткое поздравительное послание президента Обамы Рухани ответил быстро и доброжелательно. Он вступил в должность 4 августа, а через два дня публично объявил о готовности возобновить переговоры с «Группой 5 + 1». Кроме того, иранцы сообщили оманцам, что хотели бы возобновить работу секретного канала. Контакты Салема в Тегеране тем летом подтверждали серьезность этих намерений. Мы согласились снова встретиться в пляжном комплексе в Омане в начале сентября.

В процессе подготовки мы еще раз обдумали наши подходы к решению проблемы. В долгосрочной перспективе цель оставалась прежней: не дать Ирану создать ядерное оружие. Ко времени инаугурации Рухани иранцы накопили значительный запас обогащенного урана. Продолжалось строительство завода по производству тяжелой воды в Эраке, иранцы упорно наращивали мощности по производству плутония для создания бомбы. Но главным предметом нашей озабоченности оставались секретные объекты, на которых производилось обогащенное ядерное сырье.

У нас были серьезные рычаги давления на Иран – прежде всего санкции, наложенные Советом Безопасности ООН и США, а также меры, принятые ЕС. Рынки экспорта иранской нефти быстро сжимались, Тегеран страдал от дефицита твердой валюты – нефтяные доходы на сумму более $100 млрд были заморожены на счетах иностранных банков.

Мы были полны решимости заставить эти рычаги работать на полную мощность. Важную роль по-прежнему играло разделение процесса на два этапа, учитывая сохраняющееся недоверие между США и Ираном и необходимость как можно