Ликвидатор с Лубянки. Выполняя приказы Павла Судоплатова - Николай Хохлов

Борис и я подъезжали на второй машине к подъезду дома. Борис изображал «объект». Он вылезал не спеша, прощался со мной, захлопывал дверцу и, подойдя к подъезду, задерживался там на несколько секунд. Эта задержка должна была соответствовать времени, нужному Околовичу для отпирания парадной двери. В этот момент Франц уже проходил мимо него с портсигаром в руках и щелкал пальцами, делал знак, что выпускает ему в спину все четыре заряда. Одновременно Феликс двигался навстречу Францу по той же стороне улицы. Поскольку выстрел бесшумен, а портсигар в руках прохожего не подозрителен, руководство Девятым отделом надеялось, что на действия Франца никто не обратит особого внимания. Но на всякий случай Франц немедленно передавал портсигар проходящему мимо него Феликсу. Тот, в свою очередь, двигаясь мимо Околовича, проверял беглым взглядом обстановку. На случай, если Франц промахнулся, Феликс должен был использовать второй портсигар, двухзарядный, который имел с собой. Затем Феликс пересекал улицу, садился в свою машину и уезжал. Франца он подхватывал через квартал.

«Репетиция» затянулась надолго. Самым трудным было приурочить проход Франца рядом с «Околовичем» в тот самый момент, когда он задерживался перед дверью. Франц должен был привыкнуть так соразмерять свои шаги, чтобы и не вертется вокруг машины и в то же время не возвращаться обратно. Потом «график» более или менее наладился, и Борис повез обоих агентов домой. В этот вечер их уже больше никуда не повезут и не поведут. Завтра придется закончить «репетиции» пораньше. Иванова пойдет с ними в Большой театр на «Лебединое озеро». Окунь уехал в Вену, и ответственность за «развлечение» обоих тренируемых легла полностью на Иванову.

Мирковский и я спускались по крутой деревянной лестнице особняка в Турчаниновском. Только что снизу позвонил Студников и сказал, что Панюшкин приехал в особняк. Встречи с Панюшкиным мы ждали уже третий день. Здоровье его ухудшилось. Говорили, что окончательно установлена язва желудка, и избежать операции не удастся. Но Панюшкин продолжал работать в министерстве и очень редко исчезал на день-другой для краткого отдыха.

Мирковский включился в работу по операции «Рейн» совсем недавно. Он считался заместителем Студникова. Но Студников, в свою очередь, был только временно исполняющим обязанности начальника Девятого отдела. Так что практически Евгений Иванович имел что-то вроде должности младшего заместителя у старшего заместителя. Но характер Мирковского от этого понижения не пострадал. Он первым подшучивал над своим служебным положением.

– Итак, репетируют ребята? – переспросил он меня. – Сколько же вариантов проверили?

– Четыре, – ответил я. – Но что толку? Все равно в боевой обстановке все произойдет иначе. Мне, конечно, судить трудно, я не специалист, но…

– А кто специалист?! – взъерошился Мирковский.

В тоне его прозвучала чуть ли не обида. Он, вероятно, почувствовал это и добавил:

– По такой работе ни учебников, ни дипломов нет.

В моем положении правильнее было возразить:

– Плохо, что нет. Каждый раз приходится изобретать велосипед заново.

– Приходится… – легко согласился Мирковский. – Что ж поделаешь? Когда такое задание удается, его тут же погребают в архивной пыли. И никакой передачи опыта будущим поколениям. А говоря серьезно, не нравится мне комбинация с портсигарами и сверлеными пулями. Уж если убирать кого-то, так по-партизански. Две-три очереди из крупнокалиберного автомата или парочку гранат. Стесняться нам нечего. Борьба идет на смерть. Но, в общем, ладно… Расхолаживать вас я не буду. Я ведь тоже не специалист. Если эта техника в самом деле придает исполнителям уверенность – пусть будут портсигары.

Панюшкин действительно выглядел совсем больным. Он вяло приподнял руку с налокотника кресла и, как всегда, начал прямо с основной цели разговора:

– Я прочитал ваш план. Хороший план. Но система связи в нем выглядит сложно. На всякий случай растолкуйте мне еще раз, почему столько курьеров будет ездить взад и вперед. Вдруг меня руководство об этом спросит. Чтоб не получился конфуз.

– Рассказывать с деталями? – спросил я.

Панюшкин слегка пожал плечами:

– Как вам удобнее.

Я все еще собирался с мыслями. Панюшкин потребовал объяснить как раз ту часть плана, где мне пришлось потратить особенно много усилий для лавирования между интересами разведки и моими собственными. Условия связи решали степень контроля Москвы над ходом операции во Франкфурте. В интересах разведки было построить связь таким образом, чтобы в любой момент можно было проверить, что происходит с моей группой на западной территории, и, в случае необходимости, изменить состав группы или направление работы. Я же во имя собственных планов стремился добиться максимальной личной независимости за кордоном и выиграть побольше запасного времени на случай, если моя встреча с Околовичем получится неудачной.

Кроме того, мне хотелось сделать так, чтобы Москва не имела точной картины, почему моя группа задерживается с выполнением задания. Тогда шансы, что Студников и компания временно придержат всякие «вторые группы», соответственно увеличивались.

Я начал издалека:

– Конечно, условия связи кажутся сложными. Но сложность началась тогда, когда мы остановились на австрийском паспорте для меня. Паспорт настоящий, получен через наши связи в Вене в 1951 году, но им нельзя пользоваться в самой Австрии. Поэтому он столько времени лежал в сейфе. Однако я уже жил по нему в разных странах, ездил через границы, получал визы. Многие люди знают меня в лицо под этой фамилией. Даже история с таможней косвенно подтверждает лишний раз, что я в самом деле австриец.

Эти доводы были в основном описаны в плане. Но Панюшкин слушал внимательно.

– В деле, подобном операции «Рейн», такие качества документа приобретают особое значение, – продолжал я. – И, несмотря на подпорченность паспорта, мы решили его использовать. Тут сразу и появились всякие «но». Для выезда из Австрии нужен другой документ. Мы получили швейцарский паспорт, но с ним нельзя пересекать швейцарскую границу. Значит, немедленно после выезда из Австрии мне придется переходить с одного паспорта на другой. Делать это в Западной Германии рискованно. Пришлось бы оставить фальшивые немецкие пограничные отметки. Дотошность немецкой полиции известна, и мы предпочли Италию. Так и появились дополнительные курьеры и лишние встречи. Например, только для получения образцов австро-итальянских пограничных отметок придется послать отдельного курьера за несколько дней до моего выезда из Вены. Потом необходим курьер для передачи мне в Италии маникюрного прибора с австрийским паспортом. Отсюда встреча в Венеции. Я меняю паспорта и посылаю швейцарский обратно в Вену. Встреча для этого в Риме. Франц выезжает отдельно от меня прямо из Австрии в Швейцарию, и я принимаю его на связь уже там. Встреча в Цюрихе. Потом приезд Феликса в Швейцарию. Опять встречи. А затем работа в Германии. Встречи, явки и пароли. Наконец, переброска оружия. Мы не хотим, чтобы исполнители везли бесшумное оружие с собой. Оно будет доставлено в Германию по моему вызову специальным курьером. Курьер встретится с Францем в городке немного южнее Франкфурта. Опять лишние условия связи. Систему связи утяжеляет и комбинация с «Минским». Первое управление везет его в Берлин, там тренирует и, когда у нас во Франкфурте дело доходит до проблемы опознания Околовича, само перебрасывает Минского на западную территорию. Но на той стороне его принимает Франц. Значит, опять условные извещения, пароли, встречи…