Афины. История великого города-государства - Брюс Кларк

назначению. В записке говорилось: «Милая мама, целую тебя. Сегодня меня казнят. Я ухожу … умирая за греческий народ». Никос был одним из девяноста двух человек, казненных 10 мая.

Чтобы понять, кто такой был Глезос, кто были его родные, важно помнить, что первые годы своей жизни Манолис провел не в Афинах, а в деревне Апейрантос на острове Наксос, откуда происходила его семья. Даже среди островитян Наксоса уроженцы этого места славятся свободолюбием и даже преступными наклонностями. Жизнь в Апейрантосе, жители которого зарабатывали на жизнь прибыльным, но тяжким трудом – скотоводством и террасным земледелием на склонах холмов, – была одновременно чрезвычайно индивидуалистичной и общинной. Как и во многих других греческих сельских общинах, семьи яростно состязались друг с другом, но в то же время гордились своей взаимосвязью. В деревне существовала богатая традиция устной поэзии и рассказов: люди собирались и рассказывали друг другу фантастические истории, часто начинавшиеся с шутливого зачина: «Пошел я как-то воровать …» Уже в старости Глезос с удовольствием возвращался в деревню, из которой он уехал в десятилетнем возрасте, и с большим энтузиазмом участвовал в танцах и флирте на свадьбах и других праздниках, продолжавшихся иногда по нескольку дней подряд. Как и многие другие деятели, прославившиеся в современных Афинах, он приехал в столицу из других мест и привез с собой свойственный другим местам образ мыслей – прежде всего чувство свободы.

Энтузиазм, вызванный в Афинах исчезновением свастики, вскоре угас, поскольку началась нехватка продуктов и других жизненно необходимых товаров. Огромное увеличение населения Афинской агломерации, вызванное анатолийской катастрофой, внезапно оказалось источником опасности. Нужно было прокормить более миллиона людей, в том числе обездоленных ветеранов албанской кампании, которые не могли вернуться в свои дома в других частях Греции, – и войска стран оси. И Греция в целом, и Афины в частности находились в острой зависимости от импорта продовольствия. Установленная союзниками блокада сочеталась с безразличием, некомпетентностью и враждебностью оккупационных властей. Оспаривая друг у друга ценности Греции, немцы и итальянцы в то же время пытались перекладывать друг на друга ответственность за снабжение продовольствием ее населения.

Зима 1941/42 г. была, возможно, самой страшной за всю историю Афин с V в. до н. э., когда город страдал от чумы и экономических трудностей, сопровождавших военное поражение. За год с октября 1941 г. смертность в Афинах выросла почти до 50 000 человек; в предыдущем году эта цифра составляла 15 000. Это дает самое минимальное представление о тех страданиях, которые перенес город, особенно в разгар ледяной зимы, когда недостаток витаминов и изнурительные усилия, которые приходилось прилагать, чтобы просто остаться в живых, сильнее всего влияли на здоровье населения. Особенно тяжелым было положение в Пирее и в беженских кварталах, жители которых еле-еле успели оправиться от потрясений, вызванных изгнанием из Анатолии. Промышленность, обеспечивавшая семьям беженцев хотя бы частичную занятость, по большей части погибла. Ослабленные становились еще слабее. Люди прибегали к самым отчаянным мерам, собирая траву и улиток на холмах Аттики, облысевших, так как деревья рубили на дрова.

Попытки коллаборационистских властей раздобыть продовольствие в сельской местности оказались неудачными, так как стоимость денег, которые печатали, чтобы покрыть расходы на оккупацию, стремительно падала. Крестьяне просто прятали продукты: им было важнее обеспечить выживание своих собственных общин. Происходило жуткое повторение аномии, описанной Фукидидом: уже не обращая внимания на сложные церковные правила обращения с покойными, их хоронили где придется, а то и просто оставляли трупы, чтобы с ними разбирался кто-нибудь другой.

Даже те пережившие этот кошмар афиняне, которым повезло избежать худшего, сохранили самые мрачные воспоминания об этом времени. Энергичная активистка Мария Бекет, боровшаяся за права человека и защиту окружающей среды, говорила, что ее жизнь изменилась, когда за дверью ее уютного афинского дома обнаружилось тело умершей от голода девочки: ей, как и самой Марии, было на вид лет девять. Тула Михаилиду, также выросшая в семье представителей афинского среднего класса, вспоминала, как родители безуспешно пытались оградить ее от ужасов происходящего. Выйдя на прогулку, они наткнулись на повешенного и поняли, что это был спекулянт, торговавший на черном рынке. Йоргос Сфикас, посвятивший свою жизнь альпинизму и ботанике, вспоминал, уже будучи тихим восьмидесятилетним стариком, что избежал голодной смерти, потому что его отец был пекарем. Но когда он – только что вышедший в то время из младенческого возраста – просил чего-нибудь кроме хлеба, мать вынимала из матрасов шерсть и продавала ее на рынке, чтобы заработать несколько лишних грошей.

Продовольственное положение улучшилось в 1942 г., когда союзники – под давлением греческой диаспоры – ослабили блокаду, и из нейтральных стран, в том числе Швеции и Турции, начали приходить партии зерна. Спасительным оказалось зерно из Канады, распределявшееся через Красный Крест. Но почти полный крах внутренней системы распределения продовольствия страны имел не только гуманитарные, но и политические последствия. Как в сельской местности, так и в неблагополучных районах Афин официальные государственные власти, действовавшие в составе коллаборационистской администрации, утратили всякое доверие населения. Возникшую пустоту начали заполнять новые формы власти, жесткие и жизнестойкие. Самой действенной из них был возглавлявшийся коммунистами Национально-освободительный фронт (ЭАМ).

Как и в других странах, захваченных державами оси, формально независимая администрация оправдывала свое существование, утверждая, что старалась смягчить последствия оккупации для простых людей. Она действительно это делала, по меньшей мере в мелочах. Сначала марионеточное правительство Греции возглавлял Георгиос Цолакоглу, военачальник, сражавшийся в албанской кампании. Продолжали работу – в сложных этических обстоятельствах – и другие учреждения, в том числе Центральный банк, полиция, суды и церковь. На момент германского вторжения главой афинской церкви был архиепископ Хрисанф Филиппидес, весьма энергично возглавлявший греков Трапезунда в Северо-Восточной Турции в испытаниях, постигших их во время Первой мировой войны. Когда он отказался присягнуть коллаборационистским властям, его сменил другой влиятельный священнослужитель, Дамаскин Папандреу (не родственник политиков, носивших ту же фамилию), остававшийся одним из столпов греческого общества по мере погружения страны в раздоры и хаос. И Дамаскин, и начальник полиции военного времени Ангелос Эверт впоследствии были признаны «праведниками народов мира», потому что делали все возможное, чтобы спасти от уничтожения афинских евреев. В результате судьба этого меньшинства оказалась чуть менее ужасной, чем участь крупной общины испаноязычных евреев Салоник, которая погибла почти полностью.

Страны оси стремились не столько владеть Грецией, сколько разграблять ее богатства. Временами борьба между Берлином и Римом за греческие ценности становилась абсурдной и контрпродуктивной (с точки зрения оси). Историк Марк Мазовер вспоминает в своем ярком повествовании об оккупации, что при командовании вермахта состояли представители влиятельных германских корпораций, использовавшие свое положение для реквизиции горнорудной и металлургической отраслей Греции. Уморить Грецию голодом было не в интересах оккупировавших страну держав – даже системе рабского