Сказки, рассказанные на ночь - Вильгельм Гауф

Седой слуга тем временем придвинул стол и два больших кресла к огромной печи, поставил на стол черный ящичек, две свечи, два серебряных бокала с вином и, перекинувшись шепотом несколькими словами со своим хозяином, покинул покои. Господин Дитрих пригласил гостя разделить с ним его обычное вечернее времяпрепровождение и открыл черный ящичек с игральными костями.

Георг изумился этому развлечению своего любезного хозяина, когда тот рассказал, что он с десяти лет все вечера проводит с кормилицей за игрой в кости. Каким же пустынным и зловещим показался ему этот дом! Лишь топот толстухи напоминал о жизни, но вскоре наступила гробовая тишина в длинных переходах и многочисленных покоях, которую прерывали лишь треск свечей, шуршание древоточцев в черноватых деревянных панелях да монотонный стук костей.

Игра мало привлекала Георга, мысленно он был далеко отсюда, глубокая меланхолия, исходящая от гулких покоев, и мысли, обращенные к дому, находящемуся всего в нескольких минутах ходьбы отсюда, тоска по отсутствующей здесь возлюбленной — все это туманило его душу. Лишь нескрываемая радость господина Дитриха, выигрывавшего все партии, вознаграждала его за потерю времени.

С восьмым ударом часов хозяин пригласил гостя к ужину, превосходно приготовленному, несмотря на все неудовольствие, старой кормилицей, боявшейся уронить честь дома. Секретарь вновь проявил свое красноречие и говорливость, стремясь скрасить разговором тихую семейную трапезу. Но напрасно Георг ловил все его слова, стремясь что-либо разузнать о прекрасной кузиночке. Ему повезло лишь с известием о том, что среди прибывших вюртембергских рыцарей есть и господин Лихтенштайн. Одного этого сообщения было достаточно, чтобы смириться с резким поворотом судьбы. Теперь он радовался, что примкнул к партии, бывшей ему прежде безразличной, хотя к ней и принадлежали славные рыцарские имена. Если и ее отец здесь, то можно надеяться, что ему представится возможность сражаться на стороне благородного воина в надежде доказать, что и сам он тоже не из последних.

После ужина хозяин отвел гостя в отведенные ему покои и пожелал приятного отдыха. Георг осмотрел комнату и нашел, что она соответствует всему дому.

Круглые, от старости подслеповатые окна, темные деревянные панели на стенах и потолке, огромная печь, невероятных размеров постель с высоким пологом — все тут выглядело мрачным. Но тем не менее о его удобстве позаботились. Свежие белоснежные простыни манили в постель, печь источала приятную теплоту, ночная лампа струила с потолка приветливый свет, не забыт был и бокал теплого вина на ночь.

Георг задвинул занавеси и предался воспоминаниям о прожитом дне. Пестрые картины увиденного закружились перед его мысленным взором и повлекли во власть сна.

Лишь один светлый образ не покидал засыпающего рыцаря, и это был милый облик его возлюбленной.

Наутро Георг был разбужен деликатным стуком в дверь. Он откинул занавеси своей кровати и увидел, что солнце уже высоко. Стук повторился, и в комнату вошел его приветливый хозяин, как всегда безукоризненно одетый.

После первых вопросов о том, как гость провел ночь, господин Дитрих тотчас завел речь о причине своего раннего визита. Большой совет еще вчера решил дать в честь союзников бал, который устроят нынче вечером в ратуше, и ему, как секретарю совета, надлежит все как следует приготовить к празднеству: нанять городских музыкантов, разослать именитым лицам приглашения, и прежде всего он должен поспешить к своим милым кузиночкам, дабы известить их о редкостном событии.

Все это секретарь совета рассказывал своему гостю с необыкновенно важной миной и уверял, что он от наплыва дел просто потерял голову.

Георг понял только одно: у него появилась надежда увидеть Марию и поговорить с нею, и поэтому был готов за такую весть прижать господина Дитриха к своему радостно забившемуся сердцу.

— Вижу по вашему лицу, — сказал тот, — известие вас обрадовало, а желание потанцевать буквально горит в ваших глазах. У вас будут такие партнерши, о каких только можно мечтать. Обещаю: вы будете танцевать с моими кузинами, потому что именно я вывожу их на танцевальные вечера, никто другой не посмеет их пригласить, да и они обрадуются, когда я им представлю такого ловкого танцора.

Затем он пожелал своему гостю доброго утра и попросил его, чтобы тот при выходе на улицу запомнил его дом и не опоздал бы к обеду.

Господин Дитрих, как близкий родственник, имел доступ в дом Бесерера даже ранним утром, тем более имея такую извинительную причину.

Он застал девушек за завтраком.

Напрасно бы искали современные дамы на столе элегантную сервировку из прекрасного фарфора, чашки для горячего шоколада, сделанные по античным образцам. Но если и впрямь натуральную грацию и благородное достоинство не скрыть скромным платьем, то мы должны со всем мужеством признаться, что Мария и веселая Берта ели на завтрак пивной суп.

Не нанесет ли данное обстоятельство ущерб поэтичному облику милых дам? Возможно, и нанесет, но кто бы увидел Марию и Берту в белоснежных утренних чепчиках, опрятных домашних платьицах, тот бы не отказался от предложения разделить с ними завтрак.

— Вижу по твоему лицу, братец, — начала Берта, — тебе хочется отведать нашего супчика, потому что дома кормилица приготовила к завтраку лишь детскую кашку. Однако выбрось это из головы. Ты заслужил наказание и должен будешь поститься.

— Ах, с каким нетерпением мы ждали вас! — прервала ее Мария.

— Да, — встряла Берта, — только не думай, что ради твоих прекрасных глаз. Мы ожидали новостей.

Секретарь уже привык к подобному обращению кузины и хотел было примирительно сообщить, что не мог вчера вечером удовлетворить ее любопытство, но у него так много новостей, что…

— Знаем мы твои долгие россказни, — прервала его Берта, — многое мы и сами увидели из окна. А о всеобщей попойке слышать не хотим, поэтому ответь-ка на мой вопрос.

Девушка с комической серьезностью встала перед ним и продолжила:

— Дитрих фон Крафт, секретарь уважаемого совета, не видели ли вы среди союзников стройного молодого и чрезвычайно вежливого господина с длинными светло-каштановыми волосами, лицом не таким бледным, как у вас, но не менее красивым, небольшой бородкой, не такой изысканной, как ваша, тем не менее более красивой, со светло-голубой перевязью на груди…

— Ах, да это же мой гость! — воскликнул господин Дитрих. — Он ехал на гнедом жеребце, одетый в голубую куртку, с разрезами на предплечьях?

— Да-да, продолжайте, — в нетерпении проговорила Берта, — у нас есть свои причины интересоваться им.