Генералиссимус Суворов - Леонтий Раковский

– Ничего, князь Петр. Помни: воюют не числом, а уменьем! Спи! – сказал Суворов, поворачиваясь к стене.

День начался. Снова было бездонное голубое небо и яркое солнце. И снова в этом безоблачном, спокойном небе гулко отдавались, гремели громы.

Бой начался.

Сегодня Макдональд сам атаковал Суворова, атаковал уверенно: все было как полагалось – французы имели на всех участках позиции численный перевес. Оставалось только охватить с флангов и ударить в центр. Победа должна была свалиться в руки.

Французы переходили Треббию колоннами.

Между пехотой шла кавалерия. С правого берега по левому вели огонь батальоны, оставленные Макдональдом на местах.

Как и вчера, главный удар был не у реки По, а на противоположном конце фронта. Левое крыло французов обходило по высотам правое крыло русских.

У Суворова было значительно меньше сил, чем у врага, но он бесстрашно приказал Багратиону еще податься вправо.

Багратион принял правее и ударил в штыки. С флангов на французов кинулись казаки, и все было кончено: французы бежали к реке, спасаясь, к своим.

Но Макдональд не зевал. Когда Багратион подался вправо, между Багратионом и Швейковским образовался промежуток шириною около версты. Дивизии Виктора и Руска кинулись в эти ворота. Французы нападали с фронта и с фланга. Их атаки шли одна за другой.

Русские войска, незнакомые с отступлением, упорно отстаивали каждый кустик, каждый камень.

Некоторые русские полки оказались окруженными, но оборонялись так, что французы не могли добиться победы. И все-таки численный перевес врага сказывался: положение русских становилось весьма тяжелым.

Суворов уже несколько дней почти не слезал с коня, ел кое-как, на ходу и всухомятку, спал меньше обычного и потому устал невероятно. Только непреклонная воля и твердая вера в победу поддерживали его.

Небывало быстрый переход от Александрии к Сан-Джиованни, многодневный упорный бой с превосходным и превосходящим численностью противником – все это окончательно измотало войска. Люди двигались буквально из последних сил.

Но Суворову нужно было держаться больше всех. Стоит ему хоть чуть ослабить этот напор, и победа уйдет из рук.

И Суворов держался.

Очень изнуряли Александра Васильевича дневная жара, безветрие душного июльского полдня, хотя вообще жару Суворов любил.

Сняв маленькую каску и сбросив с плеч пропотевший на спине полотняный китель, Суворов сидел в тени кустов у развилки дорог. Так чудесно было бы теперь выкупаться или хотя бы облиться студеной водой, но не за этим ходить. Да и Прошка остался вместе с Аркадием где-то в Сан-Джиованни.

Александр Васильевич с удовольствием прислонился к громадному камню. От камня шел приятный холодок. Разгоряченное тело отдыхало.

Сзади за кустами перешептывались ординарцы и вестовые.

Все генералы были в бою. Только минуту назад Александр Васильевич услал в центр к Ферстеру генерал-квартирмейстера Шателера.

Суворов сидел, думая о том, что более двух тысяч лет тому назад на этих самых берегах Треббия великий Ганнибал одержал решительную победу над римлянами.

Прислушался к звукам боя, стараясь угадать, как сегодня идет сражение.

Ружейная пальба и крики французов слышались уже где-то сбоку, чуть ли не у Казалиджио.

Суворов послал штабс-капитана Ставракова к Меласу – немедленно двинуть на помощь правому флангу резерв.

В висках ломило. Хотелось пить.

– Ванюшка, нет ли у тебя апельсинчика?

– Пожалуйте, ваше сиятельство, – вышел из-за кустов полковник Кушников.

– Спасибо, дружок!

Суворов съел апельсин. Хотел было послать Кушникова к Багратиону – его очень беспокоил правый фланг, – как вдруг из-за поворота дороги выскочил на буланой лошади генерал Розенберг.

«У него давеча вороной конь был. Опять подшибли, что ли?» – мелькнуло в голове.

Высокий, худой Розенберг соскочил с коня. Суворовский вестовой принял поводья.

– С какими новостями, Андрей Григорьевич?

Розенберг смутился. Снимая шляпу, он сказал;

– Ваше сиятельство, держаться нет сил. Надобно отступить…

Мгновение Суворов смотрел на Розенберга в упор. Потом повернулся так, чтобы Розенберг мог вполне охватить громаду камня, прислонившись к которому сидел Александр Васильевич:

– А этот камешек можете сдвинуть?

Розенберг не знал, что ответить. В разговорах с фельдмаршалом он всегда как-то не мог найти правильной линии. Всегда говорил не к месту, невпопад. Молчал.

– Не можете? Ну, так и русские не могут отступать. Извольте держаться. Ни шагу назад! – хлопнул он ладонью по камню.

Розенберг вспыхнул: он был обидчив, горяч. Розенберг знал, что граф Суворов не весьма жалует его. И потому в каждом слове фельдмаршала находил что-либо обидное для себя.

Вот и теперь ему показалось, что Суворов подчеркнуто сказал – «русские». А ведь Розенберг хоть и курляндский дворянин, а всю жизнь в русской армии и всегда считал себя русским человеком.

– Слушаю-с! – по-солдатски отрубил он и, надев треуголку, торопливо отошел к коню.

На повороте дороги он встретился с князем Багратионом. Багратион во весь опор мчался туда же, к Суворову.

– А, князь Петр! Ну, как? – спросил Суворов.

– Французы отброшены, ваше сиятельство. Но у нас убыль – до половины, – не слезая с коня, только перегнувшись с седла, докладывал Багратион. – И ружья плохо стреляют. Пороховой копоти накопилось…

Суворов почувствовал: если Багратион так говорит, значит, дело серьезное.

Люди утомились. Подкрепления нет. Придется Суворову двинуть в бой последний свой резерв – самого себя.

– Нехорошо, князь Петр, – крикнул Суворов, подымаясь. – Ванюшка, коня!

Казак выскочил из-за куста с конем. Суворов сел в седло, держа за рукав перекинутый через плечо полотняный китель. Его маленькая каска с зеленым плюмажем так и осталась лежать на камне.

Суворов скакал к войскам Розенберга.

Наперерез ему бежали в тыл перепуганные роты мушкатеров какого-то полка. Они ломили, не разбирая дороги, – через виноградники, заборы и кусты. Останавливаться и отстреливаться и не думали.

Французские пули пели вокруг.

– Заманивай их, заманивай! Спасибо, ребята, что догадались! – зычно закричал Суворов.

Он поворотил коня и, обогнав мушкатеров, скакал впереди их, точно отходил вглубь первым.

– Шибче, шибче, бегом!

Увидев любимого фельдмаршала, мушкатеры смутились и замедлили бег. Старики сразу остановились. Они задерживали бегущих, заряжали ружья, строились. Только наиболее сбитые с толку, перепуганные молодые мушкатеры продолжали бежать вслед за конем Суворова.