История Англии - Андре Моруа

8. Несмотря на предрассудки «свободы торговли», парламент в конце концов вмешался. Принятый в 1819 г. «фабричный закон» (Factory Act) упорядочил труд детей младше девяти лет, которые в начале века работали по 15–16 часов в день на хлопчатобумажных фабриках. Закон 1833 г. ограничил труд рабочих моложе 18 лет и создал четыре первые должности фабричных инспекторов. В 1847 г. труд женщин был ограничен 10 часами, что вскоре повлекло аналогичное ограничение для мужчин. В текстильной промышленности (в 1850) была принята пресловутая «английская неделя»; она изменит жизнь английского рабочего, позволив ему в субботу после обеда интересоваться спортом. Кампанию за ограничение рабочего времени возглавлял лорд Эшли (позже лорд Шефтсбери), который добился также в 1842 г., после публикации доклада, чтение которого внушило публике смесь отвращения и стыда, принятия закона, запрещавшего использовать для работы в шахтах женщин и детей младше десяти лет. Эшли (1801–1885) был очень христианским тори, который посвятил всю свою жизнь улучшению участи бедняков. Он был одним из основателей Ассоциации молодых христиан (Young Men’s Christian Association). Около 1850 г. благодаря более гуманным законам, участию в общем процветании страны, а также привлекательности различных кружков удалось вырвать многих английских рабочих из собственно революционных движений. Именно в этой стране впервые родились кооперативные общества и реформаторские союзы рабочих. Рабочие союзы (тред-юнионы) существовали с XVIII в., хотя и не были легальными. Их узаконили только в 1824 г. Одним из самых замечательных тред-юнионов было Объединенное общество машиностроителей (Amalgamated Society of Engineers), основанное в 1851 г. и уже в 1865 г. насчитывавшее 30 тыс. членов; это был одновременно профсоюз и общество взаимопомощи. Первым его лидером стал Уильям Аллен — типичнейший английский синдикалист-реформатор Викторианской эпохи.

Использование детского труда на ткацкой мануфактуре. Гравюра. 1840-е

9. Введение на заводах и шахтах новых законов, касавшихся гигиены труда, создание Пилом в 1829 г. полиции сделали необходимым развитие центральной бюрократии, которой до этого в Англии, стране местного самоуправления, попросту не было. В 1815 г. в Министерстве внутренних дел (Home office) работало всего 18 служащих. С развитием почты, железных дорог, трудовой инспекции количество функционеров в 1853 г. возросло до 16 тыс. Вопрос подбора чиновников в демократическом обществе — один из самых сложных. Когда руководящие посты отданы в распоряжение политических деятелей, чтобы те вознаградили своих сторонников, никакое правительство не в состоянии сохранить над функционерами долговременную власть. Система «поживы» в Америке, которая после каждых выборов будоражит администрацию страны, злоупотребление политическими рекомендациями во Франции — примеры опасных ошибок. Одной из причин успеха Англии в XIX в. было создание превосходной гражданской государственной службы, Civil Service. В течение первой половины века процветал режим рекомендаций. Старые виги считали свою «клиентеллу» одним из атрибутов власти. Когда было решено, что доступ к государственной службе предоставит только беспристрастный экзамен, эта новая идея шокировала их тем более, что дипломы и «мандаринизм» были далеки от того, чтобы играть в английской жизни ту же роль, что и во Франции. Им пришлось довольно скоро признать, что эта система дала отличные результаты. Государственные гражданские служащие (Civil servants) проявили себя верными служителями любого английского правительства, какой бы ни была его политическая ориентация, и, тщательно держась в стороне от борьбы партий, обеспечивали преемственность национальных традиций.

1. Мы видели, что Англия лишь нехотя проводила политику на манер Меттерниха и что общественное мнение одобряло Каннинга, когда он сочетал защиту угнетенных наций с защитой британских интересов. После Каннинга весьма заметным министром иностранных дел в течение двадцати лет был лорд Палмерстон, который, хотя и не являлся вигом, поддерживал избирательную реформу и поэтому рассорился с тори. Палмерстон привнес в иностранные дела ум, веселость, весьма четкое представление об обязанностях Англии по отношению к миру и упрямство, за которое его ценили соотечественники. С 1815 г. стране уже не угрожала никакая реальная опасность. Ни одна держава не дерзала соперничать с Англией на море, но на суше еще оставалось несколько чувствительных точек, где традиция и осторожность советовали ей проявлять бдительность. Англия хотела независимую Бельгию; ей удалось ее создать, и она была полна решимости защищать эту страну. Англия не хотела французского принца на испанском престоле, и, хотя Палмерстон не смог помешать испанскому браку герцога де Монпансье[48], падение Луи Филиппа быстро избавило его от всех опасений на сей счет. Наконец, поскольку английское общественное мнение желало поддерживать народы, боровшиеся за свою свободу, Палмерстон принял сторону венгров, итальянцев и поддержал сицилийцев против короля Неаполя, равно как и сардинцев против Австрии. В международных спорах обычным доводом лорда Палмерстона было пригрозить британским флотом. Он сильно раздражал двор, который из-за него ссорился с иностранными дворами, и тревожил пацифистские умы, которые опасались, как бы его привычка блефовать не привела однажды к войне, но тешил самолюбие среднего англичанина, который видел, что английский флаг уважают без боя, с наслаждением слышал Палмерстоновы речи в духе: «Civis romanus sum»[49] — и искренне считал себя «защитником права», когда лорд Палмерстон отправлял ультиматум Греции, чтобы защитить некоего дона Пасифико, который даже не был англичанином, или Китаю из-за купцов, которые были главным образом опиумными контрабандистами. Когда в 1851 г. Палмерстон позволил себе, не проконсультировавшись ни с королевой, ни с правительством, одобрить государственный переворот Наполеона III, лорд Джон Рассел отобрал у него портфель. Но инцидент лишь добавил Палмерстону популярности, так что немного погодя он и сам стал премьер-министром (1855).

2. Это факт, что авторитарная политика Палмерстона не вовлекла Англию ни в один военный конфликт, а колеблющаяся политика лорда Абердина сделала возможной Крымскую войну. Пресловутый «Восточный вопрос» касался прежде всего Турции. Многие европейские государственные деятели в середине XIX в. полагали, что Оттоманская империя в Европе не сможет долго просуществовать. «У нас на руках больной, — говорил царь английскому послу, — нельзя позволить ему скончаться, не уладив вопроса о наследстве». Представление царя об улаживании было следующим: он хотел забрать себе дунайские области и предложить свое покровительство независимым Балканским государствам; Англии же он предлагал Египет и Крит. «Если мы с Англией сможем договориться по этому делу, — говорил он, — нам будет не важно, что думают все остальные». Но Англия скорее желала выздоровления больного, нежели его наследства и с беспокойством взирала, как растет мощь России, опасной для Индии азиатской да вдобавок самодержавной страны, враждебной либеральным нациям. Франция, со своей стороны, имела с царем несколько беспрестанно возобновлявшихся ссор по поводу святых мест, которые обе страны хотели защищать. Гроза разразилась, когда царь потребовал от султана, чтобы тот доверил ему защиту всех христиан Леванта. Посол Англии в Константинополе Стратфорд-Каннинг присоединился к Франции, чтобы поощрить султана к сопротивлению. Внешняя политика Англии становится любопытной головоломкой. Премьер-министр лорд Абердин хотел мира; Министерство иностранных дел хотело мира; посол в Константинополе хотел войны; общественное мнение, раздраженное высокомерием царя, хотело дипломатического триумфа. Впервые Министерству иностранных дел позиция была навязана сентиментальной кампанией. Это было одним из неизбежных последствий расширения избирательного права и свободы прессы. 27 марта 1854 г. Франция и Англия объявили войну России, захватившей турецкие провинции. Французские и английские корабли прошли через Босфор и вынудили русский флот укрыться в Севастополе.