Узкий коридор - Джеймс А. Робинсон

Территорию контролировало не колумбийское государство, а Исаса и Макгайвер. В своей речи к магистрату после демобилизации группировки в 2006 году Рамон Исаса так объяснил их роль в выборах:

Колумбийцы часто объясняют особенности своего Бумажного Левиафана тем, что в стране много гор и джунглей. Но Исаса и его фронты располагались на основной дороге между двумя крупнейшими городами, Боготой и Медельином, прямо под носом у колумбийского государства, в зоне его прямой видимости. Лидер другой влиятельной группировки боевиков, Эрнесто Баэс, однажды иронично спросил судью: «Как же небольшое независимое государство может существовать в таком правовом государстве, как наше?» Ответ: в Бумажном Левиафане – легко.

Колумбийское государство не просто игнорирует своих граждан, оно активно делает из них жертв. Одна из иллюстраций – так называемый «ложноположительный скандал». Когда в 2002 году президентом был избран Альваро Урибе, он приказал усилить борьбу с левыми группировками боевиков. За поимку и уничтожение боевиков он предложил военным ряд мощных стимулов, таких как премии и выходные. В результате военные убили до 3000 невиновных граждан и переодели их в боевиков. Один прокурор даже назвал один из военных отрядов, батальон Педро-нель-Оспины, «группой убийц, поставивших себе целью преследовать жертв и делать вид, что они убили противников в бою». В общем, если до вас и не доберутся боевики и другие вооруженные формирования, то доберется армия.

Другую особенность колумбийского Бумажного Левиафана отметил почти 200 лет назад Симон Боливар, освободитель Латинской Америки, возглавивший революцию против испанского колониального владычества:

Боливар утверждал, что колумбийские элиты в действительности не знали и не понимали страны, которой, по их утверждениям, управляли (и которую грабили). И действительно, прославленный президент Колумбии XIX века, Мигель Антонио Каро, один из авторов Конституции 1886 года, действовавшей до 1991 года, за всю свою жизнь никогда не покидал Боготу (как не покидал ее и другой президент после него, Хосе Мануэль Маррокин). Для кого же тогда он составлял конституцию? Для «благородных господ из Боготы, Тунхи и Памплоны, конечно же». Периферия страны управлялась из Боготы и получала мало ресурсов или общественных услуг. В 1946 году из 18 500 километров дорог только 613 километров (и все неасфальтированные) проходили по периферийным территориям, составлявшим три четверти общей площади Колумбии. Политические элиты в Боготе следили за тем, чтобы периферия оставалась периферией. Но прежде чем делать вывод, что в самой Боготе все было в порядке, по крайней мере до прихода к власти Самуэля Морено, то в следующий раз, как окажетесь в ней, попробуйте отправить из нее письмо. Что там Токвиль писал о почте?

Колумбийский политик Дарио Эчандиа однажды язвительно назвал колумбийскую демократию «орангутангом в смокинге». Это сравнение подчеркивает характер Бумажного Левиафана. Смокинг – это внешняя видимость упорядоченного государства с функционирующей бюрократией, даже если иногда она и грабит страну и часто бывает дезорганизована. Орангутанг же – это все, что Бумажный Левиафан не может и не желает контролировать.

Ничего из этого не создавалось мгновенно. Чтобы понять эволюцию колумбийского государства, снова обратимся к Боливару, на этот раз лежащему и страдающему от туберкулеза в портовом городе Баранкилья. 9 ноября 1830 года он написал письмо своему старому другу генералу Хуану Хосе Флоресу. К тому времени Латинская Америка освободилась от испанского колониализма, и Испания сохраняла за собой только острова Кубы, часть Эспаньолы и Пуэрто-Рико. И все же иллюзии Боливара были развеяны. Он писал:

Откуда такой пессимизм? Почему он считал, что управлять Америкой (под которой он подразумевал Латинскую Америку) – это все равно что «вспахивать море», то есть заниматься невозможным делом? Тому есть несколько причин. Наиболее важная, пожалуй, заключается в том, что латиноамериканское общество было создано на основе политической иерархии и неравенства. Колониальное общество представляло собой институализованную иерархию с испанцами на вершине и коренными народностями и с чернокожими рабами во многих регионах на самом дне. Со временем укоренившиеся на местах представители испанской элиты стали креолами (Боливар был выходцем из их среды), а по мере смешения рас возникла сложная система каст (от испанского слова casta), согласно которой определялось, кто кому подчиняется. Система каст отображена в знаменитой серии картин о колониальной Мексике, одна из которых изображена на фотографии на вкладке. К разным кастам применялись разные законы и налоги в зависимости от их социального положения, а те, кто обладал значительной властью, могли и вовсе не подчиняться законам. При отсутствии идеи равенства перед законом сами законы в глазах многих латиноамериканцев стали чем-то несущественным, вследствие чего возник знаменитый девиз колониальной эпохи: «Obedezco pero no cumplo» («Признаю, но не подчиняюсь»), иными словами: «Я признаю ваше право на принятие законов и распоряжений, но сохраняю свое право игнорировать их». Что еще более важно, вследствие обширной иерархии коренные народности и чернокожие рабы подвергались систематической дискриминации. Проявления иерархии, доминирования и неравенства наблюдаются до сих пор.

Их истоки можно проследить, вернувшись на дорогу между Пасто и Мокоа, проходящую по долине Сибундой. После завоевания Латинской Америки коренные жители долины были переданы, буквально «поручены», испанцам, которых называли «энкомендеро», а сама форма такой зависимости называлась «энкомьенда» (от испанского слова encomienda – «поручение, защита, покровительство»). Множество коренных жителей умерло от завезенных из Старого Света испанцами инфекционных заболеваний, но все же в долине сохранились обитатели, которых можно было эксплуатировать, общей численностью 1371 человек. Согласно энкомьенде, большую долю животных, птиц и продукции индейцы обязаны были отдавать в аббатство или касику (это слово было заимствовано от жителей Карибских островов и означало местного вождя или правителя). Кроме того, 145 индейцев должны были «обрабатывать шахты на протяжении восьми месяцев», 10 индейцев – работать на землях энкомендеро, 8 индейцев – «исполнять работу в домашнем хозяйстве касика»; указывались и другие виды принудительных работ.