Огненная принцесса - Эдмонд Мур Гамильтон

прервал контакт, понимая, что Хирст и Шеринг его закроют. С этого момента, понял Хирст, он будет следить за ними так, как они с Шерингом отслеживали препятствия на траектории полёта, — ментальным «зрением». Яхта подошла очень близко. Вдруг Хирсту явилось приводящее в замешательство мимолётное видение руки на рычаге управления — рычаге, связанном с картинкой с чёрными отверстиями труб, открывающихся в днище яхты. Он буквально нырнул в трещину между одним из монолитов и плитой, прислонённой к его основанию, волоча за собой Шеринга.

Яхта пронеслась над ними. Ничего не случилось. Она исчезла из виду, тормозя перед приземлением.

— Воображение, — сказал Шеринг. — Ты осознаешь возможность, и ты думаешь, что так и есть. Фикция. Но я не укоряю тебя. Безопасное место — лучшее место.

Хирст выглянул из щели. Один из буксиров шёл на посадку рядом со скифом, а другой кружил.

— Что теперь? — поинтересовался он. — Я полагаю, мы можем какое-то время уворачиваться от них, но мы не можем спрятаться от Вернона.

Шеринг усмехнулся. К нему вернулся вид непробиваемого всезнайки. Казалось, он почти наслаждался собой.

— Я говорил тебе, что ты всего лишь детёныш. Как ты думаешь, как все эти годы мы прятали звездолёт? Смотри.

В мгновение ока Хирст оказался слепым и глухим. Затем он понял, что заглушены были только ментальные зрение и слух, как будто на них набросили занавеску. Физические глаза по-прежнему оставались ясными и острыми, и когда из шлемофона пришёл голос Шеринга, он услышал его без проблем.

— Мы называем это плащом. Я полагаю, ты мог бы назвать его расширением щита, хотя это больше похоже на силовое поле. Он не препятствует физическому зрению, и у него есть один большой недостаток — непрозрачность для ментальной энергии. Он действует как отражатель. Если Вернон сейчас за нами следит, ему придётся для этого потрудиться. Держись ближе ко мне, чтобы мне не пришлось слишком широко растягивать защиту. И если на нас будет плащ, то вести тебе. Я не могу делать и то, и другое. Идём.

Бессознательно Хирст так привык к своим новым возможностям, что без них чувствовал себя тупым и беспомощным. Он двинулся по одному из гладких проходов меж скал, уходя от скифа и буксира, который только что приземлился.

По обе стороны от прохода высились монолиты. Несмотря на нерегулярность расположения и разницу в размерах и вы соте, они, по-видимому, следовали упорядоченному плану. На них лился жёсткий и ослепляющий свет далёкого солнца, отбрасывая такие чёрные и остроконечные тени, как будто их нарисовали на скале китайской тушью.

В монолитах можно было различить лица. В них виделись исполинские очертания богов, чудовищ и людей, поодиночке и группами, в бою, в богослужении, в смерти и погребении. Вот почему эти астероиды называли Вальхаллами. К этому времени их было найдено и изучено двадцать шесть, но до сих пор никто не мог точно сказать, создавали ли их руки каких-либо живых существ. Они могли быть настоящими памятниками, попорченными космической пылью, столкновениями с бесчисленными обломками Пояса, временем. Но могли оказаться и одной из случайных шуток природы, созданных её же силами. Не было найдено ни настоящих гробниц, ни инструментов, ни однозначно идентифицируемых артефактов. Но всё же в безвоздушной тишине проходов сохранялось ощущение, что какая-то проходившая мимо раса задержалась и создала по себе память, более прочную, чем её слава, а потом удалилась в великое галактическое море, чтобы никогда не вернуться.

* * *

Хирст никогда раньше не бывал на Вальхалле. Он понял, почему Шеринг не хотел приземляться, и теперь ему хотелось, чтобы они этого не сделали. В клонящихся и возвышающихся фигурах из камня, вечно движущихся по своей одинокой орбите, идущих в никуда, возвращающихся в никуда, было нечто подавляюще печальное и приводящее в трепет.

Затем он увидел над головой второй буксир. И забыл свои фантазии.

— Он намерен действовать как корректировщик, — сообщил он.

Шеринг буркнул что-то, но не заговорил. Весь его разум был сосредоточен на поддержании маскировки. Хирст осторожно придержал его в непроглядной тени под тем, что могло быть шестидесятифутовой коленопреклонённой женщиной. Он следил за буксиром. Тот медленно кружил, и Хирст не думал, что их увидели. Место их приземления больше не было видно, но он предположил, что к настоящему времени яхта завершила круг и села — если не там, то где-то поблизости. По их подсчётам, за ними могло охотиться от девяти до одиннадцати человек, в зависимости от того, оставались ли корабли под охраной или нет. Как ни считай, выходило слишком много.

— Послушай, — сказал он вслух Шерингу. — Послушай, я хочу спросить тебя. То, что ты говорил о скрытых впечатлениях… Вы думаете, что я мог видеть и слышать убийцу, даже если был без сознания?

— Особенно слышать. Возможно. С твоей возросшей силой и с нашей, впечатления, полученные через чувственные каналы, но в то время не распознанные или не запомненные впоследствии, можно восстановить, — он покачал головой. — Не отвлекай меня.

— Я просто хотел понять… — извинился Хирст.

Он думал о сыне и двух дочерях, которых, как надеялся, он никогда не увидит. Он думал о Елене. Для неё уже было слишком поздно что-либо делать, но остальные пока ещё жили. И он тоже, и он собирался оставаться на дороге живых, по крайней мере, до тех пор, пока не закончит то, что намеревался сделать.

— За этим убийством стоял старый Беллавер, это так? Старый Квентин, дед нынешнего.

— Да… Не мешай мне.

— Ещё кое-что. Мы, лазари, живём дольше людей? Шеринг одарил его коротким пытливым взглядом.

— Да.

Буксир был не виден из-за массивной поднимающейся фигуры, которая, казалось, стискивала между своими лапами повреждённый корабль. Возможно, космическая символика? Кто знал? Хирст дикими антилопьими прыжками провёл Шеринга через открытое пространство в узкий переулок, полный тьмы, вьющийся меж подножий группы фигур, напоминающей диковинную процессию, следующую за королём.

— Насколько дольше?

— Гуманное наказание впервые появилось сто четырнадцать лет назад, верно? После того, как усовершенствовали метод Зейца для спасения астронавтов. Я был одним из первых, на ком его использовали.

— Боже мой, — сказал Хирст. Однако почему-то он не так уж сильно был удивлён.

— Я постарел, — сказал Шеринг, словно извиняясь. — Мне тогда было всего двадцать семь.

Они присели возле горбатой фигуры, похожей на гигантскую ящерицу с длинным хвостом. Буксир проплыл над головой и медленно удалился.

— Тогда, возможно, тот, кто убил Макдональда, всё ещё жив? — сказал Хирст.

— Возможно. Возможно.

Хирст обнажил зубы, что вовсе не напоминало улыбку.

— Хорошо, — объявил он. — Это делает меня счастливым.

Они больше не разговаривали. Радиоприёмники в