Инструментарий человечества - Кордвейнер Смит

Но это противозаконно. Ты часть Инструментария. Это преступление! – подумала госпожа Гороке.

В ответ она получила смешок.

Ты смеешься?.. спросила госпожа Гороке.

«Я подумала, что здесь может находиться новый лорд. Из Инструментария. Изучать меня».

Ошеломить госпожу Гороке было очень легко. Мы бы так не поступили!

Только не с тобой, моя дорогая. Ты у нас изумительная ханжа, подумала госпожа Арабелла, но не стала отправлять эту мысль. Вместо этого отправила: В таком случае – забудь.

Озадаченная и встревоженная, госпожа Гороке подумала: Ладно. Конец связи?

«Именно. Конец связи».

Госпожа Гороке нахмурилась. Хлопнула по стене и подумала: Планетарный центр.

За столом сидел обычный человек.

– Я госпожа Гороке, – сообщила она.

– Разумеется, моя госпожа, – ответил он.

– Полицейская лихорадка, один градус. Только один. До отмены. Ясно?

– Ясно, моя госпожа. По всей планете?

– Да, – ответила она.

– Желаете указать причину? – Его голос был уважительным и обыденным.

– А это необходимо?

– Разумеется, нет, моя госпожа.

– В таком случае без указания причины. Конец связи.

Он отдал честь, и его изображение на стене погасло.

Она подняла разум до уровня четкого информационного вызова. Только Инструментарию, только Инструментарию. Я приказала запустить полицейскую лихорадку, на один градус. Причина – личная тревога. Вы знаете мой голос. Вы знаете меня. Гороке.

Далеко на том конце города полицейский орнитоптер медленно летел над улицей.

Полицейский робот фотографировал чистильщика, самого неисправного из всех, что когда-либо встречал.

Чистильщик пронесся по улице на противозаконной скорости, приближавшейся к тремстам километрам в час, остановился с шипением пластмассы о камень и начал собирать пылинки с тротуара.

Когда орнитоптер приблизился к нему, чистильщик вновь сорвался с места, на бешеной скорости обогнул два или три угла и опять принялся за свою идиотскую работу.

Когда это произошло в третий раз, робот в орнитоптере выстрелил в него блокирующим зарядом, спустился и подобрал чистильщика когтями своей машины.

Робот-полицейский внимательно изучил чистильщика.

– Птичьи мозги. Старая модель. Птичьи мозги. Хорошо, что они больше их не делают. Эта штука могла причинить вред Человеку. Вот я, например, создан из мыши, настоящей мыши с кучей мозгов.

Он полетел с изношенным чистильщиком к центральной свалке. Чистильщик, искалеченный, но в сознании, пытался счистить пылинки с державших его железных когтей.

Старый город с его странными геометрическими огнями скрылся внизу. Новый город, окутанный вечным мягким сиянием, светился на фоне фомальгаутской ночи. За ним кипел своими личными бурями бесконечный океан.

На сцене актеры не могут в полной мере представить интерлюдию, когда Джоан за одну ночь из пятилетнего ребенка выросла в девицу лет пятнадцати-шестнадцати. Биологическая машина хорошо выполнила свою работу, хотя и с риском для жизни девочки. Аппарат превратил ее в энергичную, крепкую юную особу, никак не повлияв на ее разум. Мало кому из актрис по силам сыграть такое. У боксов-сказителей есть преимущество. Они могут использовать всевозможные средства, дабы изобразить машину: мигающие огни, вспышки молний, загадочные лучи. На самом деле машина выглядела как ванна с бурлящим коричневым желе, в которое полностью погрузилась Джоан.

Элейн тем временем жадно поглощала пищу в роскошной комнате самого Энглока. Пища была очень, очень старой, и Элейн как ведьма сомневалась в ее питательности, однако голод еда притупила. Жители Города глупцов объявили эту комнату «запретной» для самих себя, по причинам, которых Мой-милый-Чарли не смог объяснить. Он стоял в дверном проеме и говорил Элейн, как отыскать пищу, выдвинуть из пола кровать, открыть ванную. Все было крайне старомодным и не реагировало на обычную мысль или хлопок.

Произошла любопытная вещь.

Элейн вымыла руки, поела и готовилась принять ванну. Она сняла почти всю одежду, считая, что Мой-милый-Чарли – животное, а значит, это неважно.

Внезапно она поняла, что это важно.

Он мог быть недочеловеком – но для нее он был мужчиной. Залившись румянцем, она кинулась в ванную и крикнула ему:

– Уходи. Я вымоюсь и посплю. Разбуди меня, когда понадобится, но не раньше.

– Хорошо, Элейн.

– И… и…

– Да?

– Спасибо, – сказала она. – Большое спасибо. Ты знаешь, я никогда прежде не говорила «спасибо» недочеловеку.

– Ничего страшного, – с улыбкой ответил Мой-милый-Чарли. – Большинство настоящих людей этого не делает. Спи спокойно, моя дорогая Элейн. И проснись готовой к великим свершениям. Мы достанем звезду с небес и разожжем пожар в тысяче миров…

– Что это значит? – спросила Элейн, выглянув из ванной.

– Просто фигура речи, – улыбнулся он. – Которая означает, что времени у тебя немного. Отдыхай. И не забудь положить одежду в машину-горничную. Те, что стоят в Городе глупцов, вышли из строя. Но поскольку этой комнатой мы не пользовались, твоя должна работать.

– Как она выглядит?

– Красная крышка с золотой ручкой. Просто подними ее. – И на этой домашней ноте он оставил Элейн отдыхать, а сам отправился творить судьбу для ста миллиардов жизней.

Когда Элейн вышла из комнаты Энглока, ей сказали, что сейчас середина утра. Откуда ей было знать? Желто-коричневый коридор со старыми, тусклыми желтыми фонарями был таким же темным и зловонным, как и прежде.

Но все люди словно изменились.

Крошка-крошка из мышиной карги превратилась в женщину, сильную и нежную. Кроули была опасным врагом человека, она смотрела на Элейн, и ее прекрасное лицо казалось мягким от скрытой ненависти. Мой-милый-Чарли был веселым, приветливым и убедительным. Элейн подумала, что может прочесть выражения на странных лицах Орсона и женщины-змеи.

После необычайно вежливых приветствий она спросила:

– Что происходит?

Ей ответил новый голос – знакомый и незнакомый одновременно.

Элейн посмотрела на нишу в стене.

Госпожа Панк Ашаш! А кто это вместе с ней?

Не успев задать себе вопрос, Элейн уже знала ответ. Это была Джоан, повзрослевшая, всего на полголовы ниже госпожи Панк Ашаш или самой Элейн. Это была новая Джоан, могущественная, счастливая и спокойная – но также и милая прежняя маленькая С’джоан.

– Добро пожаловать в нашу революцию, – сказала госпожа Панк Ашаш.