Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев

В духе этого сатанизма и спасение Виллимом Монсом из долговой тюрьмы Бирона. Петр ненавидел Россию и хотел отдать ее на растерзание Монсам.

Но оказалось, что и Монсы не самое страшное для выстроенной им империи. Следом за ними позлее явились собаки, Бироны пришли на Русь…

«Что мешало в послепетровские времена вернуться к едва протекшим временам? – задавал вопрос А.И. Герцен. – Все петербургское устройство висело на нитке. Пьяные и развратные женщины, тупоумные принцы, едва умевшие говорить по-русски, немки и дети садились на престол, сходили с престола, горсть интриганов и кондотьеров заведовала государством.

Одна партия сбрасывает другую, пользуясь тем, что новый порядок не успевал обжиться, но кто бы ни одолевал, до петровских оснований никто не касался, а все принимали их – Меншиков и Бирон, Миних и сами Долгорукие, хотевшие ограничить императорскую власть не в самом же деле прежней боярской думой. Елизавета и Екатерина льстят православию, льстят народности для того, чтобы захватить трон, но, усевшись на нем, они продолжают его путь. Екатерина II – больше, нежели кто-нибудь».

Ну а обгоревшие мощи святого благоверного князя Александра Невского все-таки были доставлены в Санкт-Петербург, как и было указано, к очередной годовщине заключения Ништадтского мира. Державная воля государя, пусть и с опозданием на год, одержала верх.

И казалось, Петр I, как всегда, настоял на своем.

Государственная, державная символика преобладала. Политический смысл затенил мистическую суть происходящего.

Но посмотрите, где встречают мощи! В устье Ижоры…

Именно там, где и происходила Невская битва, хотя местом ее Петр I ошибочно считал территорию нынешней Александро-Невской лавры.

Святой благоверный князь все же остановился на месте своей первой блистательной победы. И это ли не знак, явленный нам свыше? Это ли не глагол, в сиянии которого меркли все помпезные торжества, ожидавшие процессию в Петербурге?

Александр Невский великий русский святой.

Таким он был в своей земной жизни, где он не проиграл ни одной битвы. Таким он стал, сделавшись небесным заступником Руси.

Говорят, августовской ночью 1380 года в храме Рождества Богородицы во Владимире вдруг вспыхнули сами по себе свечи, раздался ужасающий гром, и, когда вбежал в церковь испуганный пономарь, то увидел двух старцев, вышедших из алтаря.

Они шли к гробнице Александра Невского…

– Александре! – сказал один. – Встани и спаси правнука твоего Димитрия!

И пораженный ужасом и трепетом пономарь увидел, как осиянный дивным светом встал из гроба Александр Невский и скрылся со старцами.

На следующий день мощи святого князя были открыты и поставлены в раке посреди собора.

Начались чудеса исцеления от них. Главное же чудо произошло тогда, 8 сентября, на поле Куликовом… Теперь, три с половиной столетия спустя, мощи святого князя насильно были доставлены в Санкт-Петербург, более походивший на Вавилон времен строительства знаменитой башни, чем на русский город.

В этом городе правил император, убивший своего родного сына и подчинивший себе Русскую Православную Церковь. И никого не было вокруг, кто мог бы возвысить свой голос в защиту Святой Руси…

Мощи святого благоверного князя привезли к назначенной императором дате в город этого императора…

Через полгода императора не стало… Диагноз болезни Петра тщательно скрывался, но итальянский врач, лечивший его, считал, что «источником болезни послужил старый и плохо вылеченный сифилис».

Это подтверждается и результатами вскрытия, сделанного доктором Паульсоном. При вскрытии тела императора «увидели совершенный антонов огонь в частях около пузыря; некоторые же части так отвердели, что весьма трудно было прорезать их анатомическим ножом».

Как бы то ни было, но умирал Петр мучительно трудно, словно не в своей постели умирал он, а под пытками в Трубецком раскате Петропавловской крепости…

«За год до его кончины весьма ослабел в своем здоровье и частые имел припадки… неумолчно кричал, и тот крик далеко слышен был»…

Начиная с 16 января 1725 года предсмертный вой императора стало слышно и за стенами дворца.

Было уже темно, когда император очнулся от беспамятства.

В зальце с низким потолком, где лежал он, горели свечи. Какие-то люди толпились у дверей. Боль стихла, но по всему телу расползалась невесомая, предсмертная пустота… Вглядываясь в лица приближенных, Петр нахмурился. Тут терся и светлейший Алексашка Меншиков, которому запрещено было являться ко двору… Но не оставалось уже времени для гнева. С трудом разжав ссохшиеся губы, потребовал перо и бумагу.

«Отдайте все…» – начертал на листе.

И все! Кончилось время. Перо выпало из мертвых пальцев, и фиолетовые чернила пятнами смерти расползлись по белой рубахе.

28 января 1725 года в шесть часов утра Петр I скончался, так и не назначив наследника своей империи.

Меншиков перекрестился и, расправив плечи, вышел.

Бюст А.Д. Меншикова. Скульптор Б.К. Растрелли

Скорбела душа о херц каптейне, но гулко и нетерпеливо билось в груди сердце. Снова, как в прежние времена, отгоняя скорби, торопили дела, не оставляли времени для печалей. Все решали сейчас мгновения.

У дверей залы, где собрались господа сенаторы, Меншиков остановился. Судя по голосам, верх брала партия сторонников царевича Петра Алексеевича. Меншиков нахмурился и поманил пальцем генерала Бутурлина.

– Нешто конец? – подбегая, спросил тот.

– Пора начинать! – уронил Меншиков. – Государь император преставился.

И вошел в залу.

Смолкли при его появлении голоса. Уже который день ожидали этого мгновения сановники, но все равно, когда совершилось неотвратимое, известие потрясло их. Что будет теперь с каждым из сидящих здесь? Кто займет опустевший трон? Куда поведет новый государь разоренную войной и реформами державу? Как теперь жить-то оповадиться?

Сумрачными стали лица сенаторов, словно тень умершего под пытками царевича упала на лица… Опустил голову тайный советник Петр Андреевич Толстой. Это он выманил бежавшего за границу Алексея и привез на расправу отцу. Мрачен стал генерал-адмирал Федор Матвеевич Апраксин, поставивший свою подпись под приговором… Щерился неприятной усмешкой, словно пытался что-то откусить и не мог, составитель Духовного регламента псковский архиепископ Феофан Прокопович.

Феофана, в случае избрания на царство сына царевича Алексея, тоже ожидала печальная участь. В своих проповедях иезуит-архиепископ разъяснял и доказывал, что император волен был поступить с царевичем по собственному усмотрению.