Теплоход «Иосиф Бродский» - Александр Проханов

Он погружался в сладкую бесконечность, окруженный летающими светляками, опьяненный музыкой сфер. Уже убирал ослабевшую руку от дышащего беззащитного горла. Хотел отбросить ненужный клинок. Но внезапно среди мелькавших частичек, разноцветных конфетти, появилась красная точка. Стала наливаться, расти. Превратилась в рдеющую каплю. В огненный багряный бутон. Один за другим стали раскрываться алые лепестки. В сердцевине розы возникло лицо старца Евлампия, его укоряющие голубые глаза, молитвенно взывающие уста.

Есаул очнулся. Бесовское наваждение исчезло. На него смотрело лукавое лицо Врага рода человеческого с чертами фамильного сходства. Не хватало пенсне и бородки. Кочующий из поколения в поколение красный комиссар, народный трибун, создатель Первой Конной, идеолог «перманентной революции» смотрел беспощадными глазами, подстерегая миг его слабости.

— Ты овладел секретом бессмертия, — произнес Есаул, вновь обретая крепость руки, приближая кортик к голубой играющей вене. — Так воспользуйся им, счастливец! — Он надавил, погружая сталь.

Так перерезают автомобильный шланг, из которого начинает хлестать тормозная жидкость. Желтовато-зеленая, пахнущая лаком и спиртом кровь ударила из-под клинка. Савл Зайсман задергал животом. Есаул почувствовал, как набух перед смертью детородный отросток кутюрье, извергая семя. С брезгливостью отскочил. Смотрел, как затихает на палубе мертвеющее тело. В косом фонаре белела труба. На надписи «Иосиф Бродский» оплавленная, в застывших каплях, желтела латунная буква «ф».

Пульт лежал в стороне, мигая огоньком индикатора. Есаул подошел. Носком туфли подогнал его к самому борту. Толкнул под поручень. Обессилев, стоял на палубе. К нему подбегал взволнованный капитан Яким.

— Как вы, Василий Федорович?

— Действуем дальше по плану. — Есаул возвратил ему кортик. — На рассвете продолжим вторую часть операции. С Президентом поступить по инструкции.

— Слушаюсь, — отчеканил капитан Яким, опуская кортик в ножны. Есаул заметил темные пятна крови на его белоснежном мундире.

Молчаливые члены экипажа сложили в отдельной каюте трупы Куприянова, Круцефикса и Савла Зайс-мана. Тело Президента Парфирия отнесли на корму. Обвязали вокруг щиколотки канат. Стали опускать за борт, где, слабо освещенный, кипел бурун. Президент Парфирий, раскачиваясь, приближался в воде. Окунал в нее сначала руки, потом голову. Погрузился по пояс. Попал под отточенные лопасти бронзового винта, который, как мясорубкой, стал рассекать и перемалывать тело. Отрезал ломти, отшвыривал в озеро. Скоро все тело было перемолото и смешалось с водой, став пищей озерных рыб. Матросы вытянули канат с обрезком ноги. Круглилась босая пятка, белела размозженная кость. Размотали узел, кинули огрызок ноги в озеро. Расходились по кораблю, швабрами смывая кровь.

Ранним утром, когда солнце, словно огромная клубничина, качалось в тумане, и озеро всплескивалось красноватыми гребешками, и теплоход, розовый как фламинго, плыл среди ветряных вод, — на корму, в оранжевый вертолетный круг матросы бросили бесформенный матерчатый ворох. Вязкая груда состояла из синих полос, желтых клиньев, голубых и красных пятен. Матросы принесли плетеную корзину, газовые баллоны, горелку, и стало ясно, что это воздушный шар, пустой, еще не наполненный воздухом кожух. Разрозненные части шара соединили. Запалили горелку. Ворох колыхнулся, стал взбухать, выдавливал из себя вялые пузыри. Вскоре весь объем наполнился воздухом, и шар приподнялся над палубой — полосатая, сшитая из клиньев сфера, где голубое перемежалось с алым, зеленое с фиолетовым, а на выпуклой поверхности распростер царственные крылья золотой двуглавый орел с имперской короной и властительными державой и скипетром. Шар величаво колыхался на стропах, притороченный к палубе.

Покуда пассажиры спали и палубы оставались пустыми, матросы принесли и поместили в гондолу остывшие тела Куприянова, Круцефикса и Савла Зайсмана. Поставили в люльку в рост на специальных поворотных штативах. Двигатели поворачивали подставки, тела неторопливо обращались в разные стороны. К их рукам были приторочены тонкие струны — когда натягивались, руки мертвецов подымались, сгибались, разводились в стороны. Казалось, пассажиры воздушного шара управляют стропами, регулируют пламя горелки, выглядят вполне живыми и деятельными. В руках Савла Зайсмана находилась фотокамера, и казалось, он подносит ее к глазам, время от времени делает снимки.

Выход на корму был заблокирован охраной, доступ к шару закрыт. На верхней палубе были расставлены кресла, приготовлены места для прессы. Когда первые сонные пассажиры стали появляться из кают, заспанные выходили на палубу полюбоваться утренним озером или направлялись в ресторан для раннего завтрака, по громкой связи прозвучало сообщение:

— Дорогие гости теплохода, полно спать Г Эдак вы можете проспать Второе Пришествие. Просим вас пожаловать на верхнюю палубу, где вы сможете наблюдать красочное зрелище. Славные воздухоплаватели отправляются в стратосферный полет на воздушном шаре, чтобы сделать с высоты уникальные аэрофотоснимки. Милости просим, дамы и господа!

Никто не остался равнодушным. Все быстро проснулись, скопились на верхней палубе. В передних креслах разместились Есаул и посол Киршбоу. За ними пресса, телекамеры. Вокруг, взволнованные, восхищенные зрелищем шара, столпились пассажиры.

— Василий Федорович, — обратился к Есаулу посол. — А где уважаемый господин Президент?

— Дорогой Александр, он заглянул ко мне и извинился. Он на связи с Москвой, принимает утренние информационные сводки. Он подойдет чуть позже.

— Все-таки мы вчера засиделись. Не следовало под-кладывать в табак марихуану, гашиш и опиум.

— Эти коварные турки в загнутых чувяках переборщили с травкой. В следующий раз нас будут обслуживать выходцы из Марокко.

— Как жаль, что меня не взяли на воздушный шар.

— Ничто не упущено. Эта троица вернется, и полетим мы — Президент, вы и я.

— О'кей! — согласился посол и принялся созерцать. Взыграли сразу два оркестра — виртуозы Одессы и новоорлеанский диксиленд. Бравурно, пылко импровизировали на тему советской песни: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» Матросы подскочили к воздушному шару, отвязали крепящие канаты. Чудесный пузырь воспарил, закачался, поплыл. Вспыхивал и угасал пышный язык пламени. Сверкала озерная вода. Летели чайки, плескались рыбы. Воздухоплаватели в гондоле поворачивались, управляли стропами. Савл Зайцев неутомимо щелкал камерой, делая с высоты уникальные снимки. Толпа на теплоходе ликовала, рукоплескала, посылала героям воздушные поцелуи. Шар являл собой восхитительное зрелище. Казался яйцом, которое несет в когтях двуглавый орел. Бледное пламя полыхало на солнце. Белоснежный корабль был связан с шаром стихией воды и огня, восторженными взорами, благоговейными поцелуями. Все завидовали трем отважным счастливцам, воспарившим над миром.

Соратники Есаула сидели в сторонке, недовольно бурчали.

— Надо действовать, а он мыльные пузыри пускает, — укоризненно поглядывал в сторону Есаула спикер думы Грязнов.