Теплоход «Иосиф Бродский» - Александр Проханов

Шляпа Боярского лезла обниматься, тянула бокал шампанского:

— Наконец-то мы почувствовали «сильную руку»! «Выходи на новенького!..» «Один за всех, и все за одного!..»

Лысинка Жванецкого юлила, чмокала губками, лучилась глазками:

— Спасибо вам, что начали громить антисемитское подполье. Русским интеллигентам был чужд антисемитизм. Кроме, конечно, Гоголя. И Достоевского. И разумеется, Чехова. И несомненно, Розанова. И Булгакова. «Подпольный человек» Достоевского и есть русский антисемит, не так ли?

Издалека умоляющими глазами смотрела мадам Стеклярусова. Прикладывала пальчик к губам, давая знать, что она нема как рыба.

Из толпы выскочил телемагнат Попич, кинулся к Есаулу, раскрывая объятья. Воскликнул:

— Наконец-то!.. Мы так ожидали от Президента этого третьего срока!.. Ты сумел его убедить!.. Бедный Круцефикс, он был столь нетерпелив, что не мог усмотреть государственную подоплеку событий!.. Мужайся, Василий, я рядом!..

К нему протиснулись прокурор Грустинов и спикер Грязнов.

— Подлец! Сука предательская! — Прокурор Грустинов норовил схватить Попича за горделивый кок. — Ты действовал против нас! Грозил компроматами! Еще надо проверить, не являешься ли ты агентом террористов!

— Ты был вместе с масоном Добровольским, с изменником Русаком! Мы внесем тебя в списки тех, кто подлежит интернированию! — Спикер Грязнов мстительно и больно бил его в бок.

— Василий, защити! Они от зависти! Ты же знаешь, что я всегда был верен тебе! Я нужен именно теперь, когда необходимо создать информационную поддержку мероприятиям ГКЧР!

— Ты ни в чем не виновен. — Есаул осторожно выпутал кок Попича из лапищи прокурора Грустинова. — Ты — наш брат, сотоварищ. Ты нам нужен. Мы верим тебе.

Он прижал Попича к груди, и тот разрыдался. Бился в рыданиях, целуя руку Есаула. Повторял:

— Я — брат!.. «Брат-2»… Я нужен!.. Это Круцефикс предатель, а не я!..

Все потонуло в криках «ура» и в звоне бокалов.

В то время как на верхней палубе ликовали, клялись в верности Есаулу, скорбели по поводу безвременно ушедших, а заодно старалась вспомнить, не слишком ли зарекомендовали себя приверженцами Куприянова, — на нижней палубе совершалось возмездие. Франц Малютка, раздумав убивать жену, еще больше утвердился в намерении наказать вероломную женщину. Голую, обклеенную перьями Луизу Кипчак со скованными руками провели по лестницам и коридорам и втолкнули в отсек, где размещались уроды и химерические чудовища — наследие кутюрье Словозайцева, столь безвременно покинувшего подиум.

Страшилища, изголодавшиеся по самкам, едва увидели обнаженную женщину, напоминавшую полуощипанную птицу, едва узрели бриллиантовые россыпи ее восхитительного лобка, кинулись жуткой гурьбой ее насиловать. Однако очень скоро обнаружили у нее множество влагалищ, бессчетное количество прельстительных углублений и крохотных, покрытых пушком лобков. Вместо того чтобы устраивать усобицу и кровавое побоище за право обладать желанной самкой, приладились насиловать ее всем скопищем. Прилепились каждый к своему стыковочному отсеку, образуя вокруг Луизы Кипчак чудовищную гроздь, сопящую, чмокающую, вгонявшую в нее изуродованные генетикой члены.

Когда через два часа на пороге камеры появился Франц Малютка, он увидел истерзанную жену и усевшихся вокруг нее химер, которые делили бриллианты.

У сурового Франца Малютки сердце разорвалось от жалости. Он отогнал человекоподобных чудовищ. Поднял на руки истерзанную жену. Та приоткрыла глаза.

— Прости меня, Франтик, — пролепетала она. — Теперь ты не станешь со мной венчаться?

— Люблю тебя… Повенчаемся… А это, — он целовал ее раны, — до свадьбы заживет.

Нес ее на руках в каюту. Когда проходил по коридору, увидел, как в соседнюю камеру за железную дверь два автоматчика вводили крестьянскую девочку с тонкой шейкой и голубыми глазами, в красных бусах и лыковых лапоточках.

Водное странствие завершалось. Белоснежный корабль, отчалив от пристаней великолепной Москвы, обогнул полсвета и вплывал в ярко-синие воды Невы, окруженный дымами, гранитом и золотом. В речном порту Петербурга, куда причалил теплоход «Иосиф Бродский», состоялась пышная встреча. Сквозь оцец-ление войск проезжали кортежи. Повсюду'виделись портреты Президента Парфирия и Есаула. Над Невой низко, с устрашающим грохотом, прошел истребитель, хлестнув по городу плетью. Взмыл в небеса, затуманив гарью петропавловскую золотую иглу. Величаво и царственно подкатил бронированный «мерседес» мэра Валентины Воспаленко-Оскуденко в сопровождении сияющего автофургона, где содержался гардероб светской дамы. Каждые четверть часа госпожа Воспаленко-Оскуденко меняла туалеты, для чего при ней находился специальный чиновник с хронометром. По его знаку дама-мэр скрывалась в фургоне, где юные пажи совлекали с ее тучного тела шелестящие шелка и облачали ее пышные формы в дорогие наряды, ни один из которых не повторял другой. Дама вновь появлялась на людях, поражая воображение подданных, соперничая туалетами с императрицей Елизаветой Петровной, которой старалась подражать.

Следом явился архиепископ Санкт-Петербургский и Ладожский Аарон. Весь в серебре, с библейскими седыми кудрями, опирался на посох. Ничем не напоминал своего предшественника владыку Иоанна, неумеренно радевшего за обездоленный люд. Вечно среди хворых и нищих, в постах и слезных молитвах, пастырь Иоанн не умел ладить с прежним мэром, великим демократом, который стремился объединить православие с другими мировыми религиями, — сам в интересах конфессионального мира принял ислам, иудаизм и крещение в Ватикане. Нынешний владыка Аарон был принят в мировой экуменической элите, строил в городе мечети, синагоги и пагоды, замышлял возведение на Петроградской стороне стеклянной пирамиды в честь ассирийской богини Астарты.

Прибывшие сходили на берег. Есаул сопровождал Президента, не отходя от него ни на шаг, — подпустил к нему ненадолго верноподданную даму-мэра и архипастыря, благословившего первое лицо государства на особый манер, — легким щелчком в лоб, плевком в правое ухо и потиранием носа о нос. Зато молодожены Луиза Кипчак и Франц Малютка пользовались полной свободой — вращались среди военных, бизнесменов, артистов, принимая букеты и поздравления.

Состоялась краткая церемония встречи. Первым, среди кадильного дыма и сияния лампад, с речью, напоминавшей молебен, обратился архиепископ Аарон:

— Всестранствие по водам, яко разверзшиеся моря расступаемы, сквозь пучину, аки по суху кораблям и ладьям и вским ковчегам об устроении благ, покровительствующих Астарте, Гекате и о здравии властей и растворении воздусей поспешай!.. О увековечении и пастырского благословения властной длани, карающей всяческое вольнодумство и нестроение и злоупотребление во всяком дома и чертоге и храме, яко отсекаемы главу непокорную и народа жестоковыйного в землю Ханаанскую во всесожжение!.. В прославление родов знатных и христолюбивых и в мусульман и иудеев чающе и венчающе, и всякое продление лет и возве-щающе благодатью и успокоения всяческих чад и плодов и курений есть!..