Прибалтийский плацдарм (1939-1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря - Михаил Мельтюхов

Дело Писарева. 26 мая 1940 г. военком 29-го автотранспортного батальона старший политрук Марчуков направил донесение № 00171 на имя начальников политотделов 2-й танковой бригады, 16-го ОСК, политуправления БОВО и Политуправления РККА: «Доношу, что 24 мая с.г. после вечерней поверки дезертировал красноармеец-шофер 29-го АТБ Писарев Борис Иванович, 1915 г. рождения, русский, рабочий, член ВЛКСМ с 1939 года, образование 5 групп, женат, в РККА с 1937 г., призван Октябрьским РВК гор. Москвы, уроженец Орловской области, Хвастовический район, поселок Катуновка. С его слов, отец и мать умерли. Имеет брата – служит в погранвойсках ДВК, в военном звании капитан. Сестра живет в поселке Катуновка. Место жительства до РККА – Москва, Шелепиха, 1-я улица, дом № 1, Красногвардейского района, там же проживает его жена.

В Автотранспортный батальон прибыл в октябре 1939 г. из 27-й легко-танковой бригады, стрелково-пулеметного батальона.

При расследовании установлено: Писарев дезертировал после вечерней поверки с 23 на 24 мая между 24.00–1.00 24 мая 1940 г.

Командир роты старший лейтенант т. Жуков и политический руководитель роты политрук т. Жданов, лично проводя вечернюю поверку, доложили командиру батальона капитану тов. Булыгину, что все люди налицо, тогда как 1 красноармеец находился на складе на погрузке имущества, им было вторично приказано проверить наличие людей, о чем и доложили в 24.00, что все люди налицо.

Обстоятельства побега.

1. Личный состав батальона в период с 17 по 23 мая был занят погрузкой и перевозкой имущества батальона и штаба 2-й танковой бригады на новое место расквартирования из города Вильно в Гайжуны, большинство водителей к 23 мая совершили по 3 марша. 23 мая в ночь на 24 мая было погружено остальное имущество, в том числе и койки, людей разместили на одних матрацах в общежитии на полу, а командир и политрук роты не проявили должной заботы в размещении людей. Кроме того, учитывая напряженность работы водительского состава, я и капитан Булыгин приказали наряд организовать из людей, не связанных с машиной, дежурных по ротам не назначать, выставить общего дневального 3-х сменного поста на все подразделения и 4 человека патрулей вокруг общежития из младших командиров. Писарев, пользуясь отсутствием дежурного по роте, дезертировал.

2. Накануне побега 23 мая Писарев после погрузки имущества, приготовив машину к 4 маршу, принялся за поверку своих личных вещей и стал рвать письма, газеты и конспекты, чтобы пожечь. Вместе с этим начал раздавать бойцам табак и курительную бумагу и даже отдал бойцу Бирюкову “Краткий курс истории ВКП(б)” и когда он у него спросил, почему же отдаешь табак и “Краткий курс истории ВКП(б)”, Писарев ответил, мне этого больше не нужно. Об этом никому не доложили, и никто не заинтересовался, ни командир, ни политрук роты, подозрительным поведением Писарева.

3. Начальник караула младший командир той же роты Минадорин и дежурный по части младший воентехник Горшенин в 00.30 мне доложили, что все люди на лицо, а капитану тов. Булыгину в 2.00 тоже доложили, что люди на лицо. Кроме того, старшина роты младший командир т. Архипенко, сменившись с наряда, будучи патрулем, также заявил, что он проверял людей в 3.00 и люди все на лицо. Ложь и обман этих людей также способствовали дезертирству Писарева.

4. Неправильная постановка вопроса об изучении людей, больше всего обращали внимание на недисциплинированных, а таких людей, как Писарев, не нарушавших дисциплину, упустили из под своего влияния, а Писарев воспользовался этим случаем и сбежал.

5. 24 мая с.г. подъем произведен в 6.00, но утреннего осмотра личного состава не производилось, при построении на завтрак также людей не поверили. Поэтому командир отделения тов. Боев, командир взвода младший лейтенант т. Тимошко и старшина роты Архипенко не знали, что отсутствует Писарев. Хуже того, командир взвода т. Тимошко, видя оставшуюся винтовку, отдал приказание младшему командиру Рахно снести ее в парк и передать бойцу Писареву. Рахно, прибыв в парк с винтовкой и не найдя Писарева, обратился к младшему командиру т. Боеву с вопросом – Где боец Писарев? Боев ответил, что где то здесь в парке и, не найдя его приказал положить винтовку в кабину машины водителя Писарева. Это было в 8.00 24 мая с.г. и этот вопрос также никого не заинтересовал, где же находится Писарев, и не было доложено об этом ни командиру, ни политруку роты. И только в 9.30 по моему приказанию, отданному командиру роты старшему лейтенанту т. Жукову, проверить состояние материальной части и личный состав и еще раз разъяснить людям задачи марша, только после этого приказания было выяснено и доложено мне об отсутствии Писарева.

После доклада об отсутствии Писарева мной были приняты меры по розыску Писарева на территории городка северных казарм гор. Вильно и хуторах, прилегающих к казармам, задержав колонну на 2 часа 30 минут.

Вывод:

Из материалов расследования видно, что дезертирство – измена Родине Писаревым подготовлена была, видимо, раньше, пользуясь слабой постановкой учета людей, отсутствием контроля и плохой организованности со стороны командира роты старшего лейтенанта тов. Жукова и политического руководителя роты политрука тов. Жданова, которые не знали об отсутствии Писарева до 9.30 утра 24 мая, то есть до тех пор, когда нужно было вести машину в Гайжуны.

Партийная и комсомольская организации батальона, командный и политический состав до конца не извлекли урока и не все сделали для предупреждения в дальнейшем из тяжелого урока для батальона и бригады, как измена Родине Шутовым 25 апреля с.г.»[999]

28 мая 1940 г. вернувшегося в часть Писарева допросил заместитель наркома обороны СССР командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов:

«Писарев Борис Иванович 1915 года рождения, уроженец Орловской области, Хвостовического района, Колодяжского сельсовета, дер. Колодяж, по национальности русский, член ВЛКСМ. Женат, по происхождению из крестьян. В Красной армии с 1937 года. До Красной армии работал г. Москва, 1-й Государственный художественный театр им. Горького в качестве баллонщика-вулканизатора. Несудимый (со слов). Образование 5 групп.

Об ответственности за дачу ложных показаний предупрежден (Писарев).

ВОПРОС: Расскажите последовательно и правдиво, где вы были и что делали между 23 и по вечер 26 мая.

ОТВЕТ: 23 мая мы погружались для отправки в Гайжуны. В 19 час. закончили погрузку и погруженные машины стояли в парке. В 22 часа произошел ужин. В 22.30 происходила вечерняя поверка, на поверке политрук роты объяснил, что завтра отправляемся в Гайжуны и все должны следовать в фуражках. Моя фуражка и вещевой мешок находились в кабине машины, которая стояла в парке. Я решил после поверки пойти в парк, забрать свою фуражку и вещевой мешок, что я и сделал. Примерно в 22 часа 45 мин. я направился в парк. Дойдя до складов, расположенных между казармами и парком, меня окликнули два неизвестных человека: “товарищ, подойдите сюда”. Не обращая никакого внимания, думая, что это наши патрули, подошел к ним. Передо мной стояли два человека: один в гражданском костюме, т. е. в пиджаке, зеленые военные брюки, а под пиджаком была одета зеленая одежда; второй в зеленом военном костюме и по моему предположению – в форме бывшей польской армии, но без военных знаков. Когда я подошел к ним, один из них спрашивает: “куда отправляется из склада одежда?” (для ясности поясняю, что в складе хранилось трофейное имущество бывшей польской армии, и это погрузили на машины для отправки в Гайжуны). Я им ответил: “а вам какое дело?” Тогда один из них берет меня сзади за голову и платком с ватой затыкает мне рот, после чего я уже кричать не мог. Второй взял меня за руки и связал руки какой-то мягкой тряпкой вроде полотенца и повел за склад. За складом было еще их четыре человека, которые начали помогать первым, чтобы я без сопротивления шел вперед. Здесь же мне голову замотали мешком. Сопротивляться я не стал, так как против шести человек сделать ничего не мог бы. Приведя меня на восточную сторону городка к воротам, где нашего патруля, видимо, уже не было, вывели меня за городок и продолжали вести в неизвестном для меня направлении, т. к. на голове была намотана тряпка, и куда меня вели, я не мог видеть. Вели меня, примерно, часа два с половиной, куда – не знаю. Вели лесами, гористой местностью и полями. Втащили меня в какое-то подвальное помещение под домом. В подвале со мной остались два человека, те же которые первые в городке позвали меня, а остальные четыре человека, куда ушли – я не знаю, только слышал, что наверху ходят люди. Оставшиеся в подвале два человека сняли с моей головы тряпку, развязали руки, приказали открыть рот и изо рта выбросить платок и вату. Этот платок и вату я взял в карман себе после того, когда они ушли. Здесь же они начали со мной разговаривать. Первый вопрос мне был задан: “Куда переезжает ваша часть?” Я им ответил, что мне не сказали, и я не знаю, куда она переезжает. Второй вопрос – “участвовал ли я в войне с Польшей?” Я ответил, что не участвовал.