Прибалтийский плацдарм (1939-1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря - Михаил Мельтюхов

Ту же картину мы видим и в советских войсках, расположенных в Эстонии. Так, 16 декабря 1939 г. исчез красноармеец 54-й отдельной роты связи 18-й танковой бригады В.Н. Лысенко, который решил самовольно вернуться в СССР, но по дороге передумал и пришел в Таллин к советскому военному атташе[1025]. 30 декабря красноармеец 47-го стрелкового полка 16-й стрелковой дивизии В.И. Корнев под предлогом сходить за сапожными колодками в штаб батальона обратился за разрешением к командиру взвода лейтенанту Дробужеву, который, несмотря на то, что еще до поездки в Эстонию он уже был обманут Корневым и вопреки приказу НКО № 0162, все же разрешил ему отпуск без ведома командира и политрука роты. В течение 6 суток Корнев дезертировал, ходил по хуторам, вступил в сожительство с эстонской женщиной и занимался попрошайничеством у местных жителей водки, пива и папирос. Командир взвода лейтенант Дробужев и командование роты не заинтересовались отсутствием из части Корнева и не приняли надлежащих мер к его розыску. Только 5 января 1940 г. по приказанию командира и комиссара батальона был организован розыск Корнева, для чего был направлен целый взвод, который задержал его и доставил в часть. 17 февраля Корнев был приговорен к 3 годам лишения свободы[1026].

Насколько можно судить, различные дисциплинарные нарушения в войсках 65-го ОСК были распространены довольно широко. Во всяком случае, им было посвящено несколько приказов командира корпуса. Так, например, 7 апреля 1940 г. был издан приказ № 0035, который требовал более активно расследовать и пресекать факты хищения продовольствия, его продажу на «черном» рынке, а также пьянство и общение с местным населением[1027]. 22 апреля был издан приказ № 0037 о пресечении практики катания на машинах эстонских женщин[1028]. 3 мая был издан приказ № 044, в котором вновь констатировались случаи самовольных отлучек, связей с эстонскими женщинами и пьянок. «Все эти случаи являются результатом отсутствия в частях должной воинской дисциплины, внутреннего распорядка и воспитательной работы со стороны командного и начальствующего состава. Отдельные лица начсостава часто и сами являются примером недисциплинированности, расхлябанности, личное поведение которых просто не совместимо с высоким званием командира Красной Армии»[1029]. 25 мая командир 65-го ОСК издал приказ № 047, обращавший внимание на недопустимость самовольных поездок в Таллин и Пярну[1030].

11 мая начальник Особого отдела ГУГБ НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга В.М. Бочков направил наркому обороны спецсообщение № 25346/сс о том, что Особым отделом 65-го ОСК арестованы шоферы 18-й легкой танковой бригады Кузнецов и Артемьев, которые имели связь с эстонскими девушками и другими местными жителями, продавали им краденые папиросы и консервированное молоко. Опасаясь наказания, красноармейцы решили похитить оружие и 23 апреля совершить побег в Швецию на лодке, которую хотели достать в Пярну[1031]. Кроме того, 28 апреля и 13 мая начальник Особого отдела ГУГБ НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга В.М. Бочков сообщал начальнику Главного управления ВВС Красной армии командарму 2-го ранга Я.В. Смушкевичу о случаях пьянства с дебошем и драками и с участием местных жителей, морально-бытовом разложении и половой распущенности среди командно-начальствующего и младшего командного состава Особой авиагруппы в Эстонии. «Причинами того, что среди военнослужащих Особой авиабригады развивается пьянство, является в основном то, что начсостав слабо загружен работой, так как на занятия в день уходит 3–4 часа, остальное время остается свободным, не организована культурно-просветительная работа и отсутствует контроль со стороны командования за поведением военнослужащих, уезжающих за пределы гарнизонов»[1032].

Завершая рассмотрение вопроса о «похищениях» советских военнослужащих в Литве, можно констатировать следующее. Вышеприведенные документы свидетельствуют, что Бутаев, Шутов и Шмавгонец не являлись жертвами «похищений». Во всех трех случаях речь шла о самовольных отлучках и дезертирстве советских военнослужащих. Насколько можно судить, побудительными мотивами было недовольство службой в РККА и собственным положением в армии. Кроме того, в глаза бросается и «несознательность» военнослужащих. Пока Бутаев пользовался значительной свободой, его все устраивало, но как только возникла угроза службы на общих основаниях, он дезертировал. Даже из приведенных документов видно, что Бутаев имел определенный круг общения среди местного населения, что, вероятно, могло быть дополнительным мотивом, подтолкнувшим его к дезертирству. Более того, «дело Бутаева» дает пример любопытного феномена «самозванства» и доверия со стороны как военного командования, так и литовских граждан, которые стремились работать на НКВД СССР. Показательна и реакция на смерть Бутаева сотрудников НКВД и Главной военной прокуратуры – не имея никаких данных, подтверждающих его убийство, ими не только было выдвинуто подобное предположение, но и именно эта версия постепенно стала непреложным фактом.

Дело Шутова является классическим вариантом судьбы недисциплинированного и, видимо, неуравновешенного солдата. В условиях практически полного отсутствия работы с личным составом, Шутов не только был направлен в заграничный гарнизон, но и, не слишком скрывая свои дезертирские настроения, получил возможность бежать. Но наиболее показательно дело Шмавгонца. Перед нами типичный «простой парень», который ничего не знает, ничего не хочет, лишь бы его оставили в покое. Он готов работать на кого угодно и за просто так. Его собственные объяснения своего поступка довольно противоречивы: то он влюблен в Юлию, то хочет подзаработать, то недоволен как в СССР живут люди, хотя в Литве на его глазах они живут точно также. Он готов предоставить любые сведения, но ничего не знает. Поначалу Шмавгонец старается придерживаться разработанной легенды, но затем рассказал все, как было. Безусловно, его трудно принять за «матерого шпиона».

Вышеприведенные документы свидетельствуют, что состояние дисциплины в войсках 16-го ОСК (особенно его вспомогательных частях) находилось на низком уровне. Это позволяло военнослужащим безнаказанно совершать самовольные отлучки. Документы НКВД не подтверждают версию о «похищениях» советских солдат (остается не проясненным до конца лишь дело Писарева), как, впрочем, и о советской провокации. Что же касается связи дезертировавших красноармейцев с литовскими или иными спецслужбами, то на основании приведенных документов однозначно решить этот вопрос не представляется возможным. Естественно, литовские спецслужбы вели разведку советских гарнизонов, но их участие в «похищениях» абсолютно не доказано. Скорее всего, они просто воспользовались самовольными отлучками и дезертирством советских военнослужащих. Хотя, как признал в своих показаниях А. Повилайтис, именно сотрудники литовской госбезопасности разработали легенду, согласно которой «советские военнослужащие по своей инициативе дезертировали из армии, имея интимные связи с некоторыми женщинами»[1033]. Собственно, такая версия была выгодна и советским военнослужащим, поскольку позволяла избежать обвинения в работе на иностранную разведку. Как бы то ни было, эти «похищения» красноармейцев не были причиной действий Советского Союза в отношении стран Прибалтики летом 1940 г.