Bella Германия - Даниэль Шпек

– Нет, Джованни, нет… Я не смогу сюда вернуться, если уеду.

Около десяти утра они стояли у перевала Бреннер. В фургоне, где Джованни обычно перевозил продукты, было темно и прохладно. Покрывало, под которым Джованни спрятал племянника, насквозь пропахло бензином. Машина тряслась, взбираясь по серпантину к австрийскому таможенному пункту. Винченцо услышал голоса. Снова разговоры о футболе. Похоже, с таможенником Джованни на короткой ноге.

Потом все заглушили вопли радиокомментатора. Следом раздались дикие вопли за стеной фургона.

– Три – один! Италия чемпион! – захлебывался комментатор.

Машина медленно пересекла границу, за которой ликовали итальянские таможенники.

Джованни стукнул в стенку кабины:

– Италия, Винченцо! Мы сделали это!

Винченцо плакал, скорчившись под вонючим покрывалом.

Десятилетия спустя лишь заброшенная парковка напоминала о том, что когда-то здесь был таможенный пункт. Грузовики проносились мимо, не останавливаясь. В новой Европе границ не существовало. У меня в голове царил хаос. История Винченцо уж слишком не стыковалась с тем, что рассказывала мне мать.

– И с тех пор ты ее не видел? – спросила я.

Винченцо покачал головой. Он вырулил на просторную пустую парковку и выключил мотор.

Сразу стало тихо. Лишь доносился гул с трассы. Над горами низко нависали серые тучи, по стеклам потекли струйки. Винченцо вышел из машины и какое-то время стоял под дождем. Нескончаемый автомобильный поток тянулся в сторону Бреннерского туннеля, через границу.

Я подошла к Винченцо:

– Мама говорила, что ты ее ударил.

– Нет. Неправда!

Сама я помнила только, как мы гуляли в парке, пронизанном солнечным светом. Дальнейшее тонуло в темноте.

– Я клянусь тебе.

– Значит, это она меня обманула. Зачем?

– Сама-то ты что-нибудь помнишь?

Я покачала головой:

– Помню только, что было страшно.

Он кивнул, как бы подтверждая, что у каждого своя правда. А мне подумалось, что наши воспоминания что-то вроде крепости, которую мы воздвигаем, чтобы защититься от самих себя. Я сочувствовала Винченцо.

– Так почему ты больше не приехал?

Он молчал.

– Не захотел за меня бороться?

Винченцо смотрел на меня потерянно:

– Ты была в надежных руках.

Это прозвучало как вопрос.

Я отвернулась, провела рукой по лицу. Меня потрясло отчаяние Винченцо.

– Я больше не доверял самому себе. А для твоей матери и вовсе стал источником угрозы.

Я взяла его за руку:

– А я думала, ты не хочешь нас видеть.

– Нет, нет… Спасибо, что приехала. Прости меня. Мне так жаль… Я не оправдываюсь. Но ты должна знать, что я всегда любил тебя и помнил.

Он сжал мою руку. По его щекам текли слезы – или дождь? Рядом стоял мой отец, но мне хотелось обнять его, словно это был маленький мальчик. Я обхватила ладонями его голову, и он прильнул ко мне, дрожа всем телом. Я тоже заплакала. Мне вдруг пришло в голову, что я впервые позволила себе то, на что никогда не решалась. Просто быть здесь и сейчас. До сих пор моя жизнь была устремлена в будущее, к успеху, который никак не приходил. Но требовалось мне на самом деле совсем другое.

И теперь все будто встало на свои места.

В машине я оглянулась на старую дорогу, петляющую между скалами. Если Джульетта была там и ее неупокоенная душа все еще металась между мирами, она должна была нас видеть. Ее любовь сопровождала нас все время.

На северной стороне Бреннерского туннеля разразилась гроза. Небо налилось густой чернотой. «Дворники» отчаянно мельтешили, не справляясь с потоками воды, будто мы очутились внутри гигантской автомойки. Я сидела за рулем. Отопление работало на полную мощность, но одежда высыхала медленно. И все-таки мы чувствовали себя как в надежной капсуле в нашей «машине времени». Оставалось каких-нибудь две сотни километров. Современность уже настигала нас, с каждой новой цифрой на счетчике. И груз прошлого становился все легче. Я отправила Кларе сообщение, что мы прибудем под вечер. Спросила, как состояние Винсента.

«Он ждет вас», – был ответ.

Когда пересекаешь границу Германии, возникает чувство, будто тут больше сила тяжести. Лица озабоченней, на всем печать мрачного беспокойства. Быть может, жизнь и в самом деле пригибает к земле немцев сильнее, чем другие народы? Или же на этот раз виноват мой страх, возраставший с приближением к цели?

Так или иначе, мюнхенская страница моей жизни была перевернута. Меня ничего не ждало в этом городе, и Винченцо к этому отношения не имел. У меня, как и у него, нажитое утекало сквозь пальцы, и не в моих силах было это изменить.

– Чем ты собираешься заниматься без своей фирмы? – спросил он.

– Понятия не имею. Джованни сказал, что итальянцы мастера делать хорошую мину при плохой игре. Это когда снаружи все выглядит великолепно, а внутри просто катастрофа. Он имел в виду тебя, но это лучшее описание моей жизни.

– Значит, дело в генах. – Винченцо грустно улыбнулся, я тоже. – Но знаешь, Стива Джобса тоже когда-то вышвырнули из собственной компании.

– Да, но он стал миллионером в тридцать лет.

– А еще через пару лет сделал «Эппл» богатейшим концерном мира.

– Откровенно говоря, мне не нужно никаких концернов. Все, что я хочу, – поселиться на каком-нибудь необитаемом острове.

– Ерунда. Сейчас ты больше всего хочешь удавить бывшего компаньона.

Винченцо попал в точку. Словами не выразить, как сильно я ненавидела Робина. Удар, который он нанес, выбил из-под моих ног землю, и я еще недостаточно оправилась, чтобы дать достойный ответ.

Но одно мне уже было ясно. В моей боли есть и отголосок давнишней раны. Жизнь движется по спирали, снова и снова возвращая нас к некоему исходному моменту. И вот теперь моя детская травма обернулась обманом, фикцией. Мой отец никогда не бросал меня и не умирал. Просто все это время он жил в другом месте.

На закате мы прибыли в Мюнхен. Винченцо включил радио, чтобы отвлечься. Бомбардировки Алеппо, беженцы в Средиземном море – действительность стремительно настигала нас. Он волновался. Я задавалась вопросом, насколько его переживания похожи на недавние мои. Сможет ли он простить отца? Никто из нас так и не затронул эту тему вслух.

Поначалу мне страшно не хотелось выходить наружу. Винченцо, похоже, тоже. На больничной парковке наша «машина времени» смотрелась как инородное тело, выпрыгнувшее из другого измерения. Мы с неохотой покинули этот теплый кокон и направились к дверям больничного корпуса.