Ельцин как наваждение - Павел Вощанов

Мертвая ночь. За час пути ни одной встречной машины. Более того, никаких признаков присутствия человека. Хоть бы огонек какой. Одна лишь непроглядная темень. Едем в пробитом фарами черном тоннеле. По обочинам растут огромные деревья (в темноте не разглядеть, что за порода), кроны которых смыкаются над дорогой. В другое время я бы сказал, что это очень красиво, даже романтично. Но сейчас от всего этого как-то не по себе.

Гурам вдруг открывает «бардачок», достает оттуда пистолет и смотрит, куда бы его припрятать. Не найдя ничего лучше, снимает ботинки и сует оружие в один из них, сверху прикрыв шерстяным носком. Ботинки у него такого гигантского размера, что в каждом, при необходимости, можно спрятать самоходную артиллерийскую гаубицу.

– Ты думаешь, в ботинке его не найдут?

– Э-э, кто захочет трогать вонючий носок?!

Гурам поворачивается к водителю: остановись и погаси огни. Все вокруг погружается во мрак, и только впереди, в метрах пятистах от нас, на дороге мерцают слабые огоньки. С десяток огоньков.

– Мы сейчас где находимся?

Водитель включает в салоне свет и разворачивает потертую карту:

– Думаю, где-то на подступах к Гудермесу.

– Есть какая-нибудь объездная дорога?

– Никакой.

Несколько огоньков становится ярче и крупнее. По всей видимости, нас засекли и движутся навстречу.

– Ну что, ребята, с богом?

…Обступившие машину мужчины одеты, что называется, с миру по нитке, кто во что горазд. Поэтому одновременно похожи и на разбойников с большой дороги, и на колхозных механизаторов. Пожалуй, на разбойников все же больше, поскольку настроены весьма агрессивно и у каждого в руках автомат, направленный в нашу сторону. Разглядеть их получше не удается, поскольку, выполняя чью-то гортанную команду, чеченцы достали из карманов фонарики и принялись светить нам в глаза. Видим только одного, судя по всему, старшого, стоящего перед капотом с «калашом» наизготовку и обвешанного аксессуарами смерти – ножами, гранатами и подсумками с боезапасом.

– Фары не выключать! Выйти из машины! Руки за голову!

Гурам, памятуя о кавказской солидарности, пытается вступить в переговоры с использованием мингрельского акцента:

– Дарагой, я тэбэ сэчас все объясню!

– Молчать! – старшой отпрыгивает в темноту, будто испугался, что большой Гурам его съест. – Всем встать перед машиной!

Может обкурился? Хуже, если они тут все обкуренные. Гурам, не глядя на меня, задает вопрос, понизив голос до полушепота:

– Павел, если я скажу, что мы едем к Дудаеву, как думаешь, это будет хорошо?

За меня отвечает никогда не унывающий Веденяпин:

– Они как только об этом услышат, так лезгинкой вокруг нас пойдут!

Но Гурам лучше нас осведомлен насчет того, во что ценится жизнь чужестранца и иноверца на любой из нынешних кавказских войн. Так что шутить в этой ситуации не намерен и относится к происходящему более чем серьезно. Но старшому, судя по всему, наши разговорчики не нравятся, и он визжит из темноты:

– На землю! Перед фарами! Лицом вниз! Руки за голову!

Гурам делает вторую попытку:

– Слушай, я тебе сейчас все объясню…

– Лечь! Мамой прошу, лечь!

Ну, раз мамой, тогда, конечно. Ложимся в пыль. Она тяжелая и жирная, как ржаная мука. В голове крутится несуразная мысль: хорошо, что накануне не было дождя! Душераздирающий сюжет – ночь, свора вооруженных до зубов головорезов, машина с работающим двигателем, тусклый свет фар, и четверка несчастных путников рядком в пыли. Возле меня тяжело дышит Гурам. Ему не просто лежать на его многолитровой емкости животе. Он поворачивает голову ко мне и шепчет: «Сейчас ему все скажу», и делает третий заход:

– Мы едем в Грозный, к Дудаеву!

Или старшой обкурился-нанюхался до остервенения, или боится нас больше, чем мы его. А, может, здесь просто так принято реагировать в подобных ситуациях:

– Руки за голову! Мамой прошу! Не знаю никакого Дудаева!

– Позвони в Грозный, скажи: люди из Москвы едут к Дудаеву!

– Дудаев! Какой Дудаев?! Не знаю никакой Дудаев!

Чьи-то цепкие пальцы ощупывают меня со всех сторон. Противно.

– Оружие? Документы?

– Оружия нет. Документы в кармане куртки.

– Достань. Только не дергайся, пристрелю!

Странный голос. Похоже, принадлежит не чеченцу. Хочу поднять голову и хоть краешком глаза взглянуть на этого типа, но не получается – мне в лоб упирается его грязный ботинок. В голове рождается еще одна несуразная мысль: волосы теперь наверняка надо мыть, а я, как назло, шампунь не взял!

Как необычно течет время под дулами автоматов! Сколько мы уже тут валяемся – пять минут? десять? полчаса? Понять невозможно. Оно как бы остановилось. И вдруг…

– Кто водитель? Подними руку, – по всей видимости, тот делает, что ему велено. – Встань. До Грозного поедешь вон за тем «Жигулем». Понял? Не отставать и никуда не сворачивать! Строго за ним!

Ботинок, маячивший возле моего лица, зачем-то топает пару раз, погружая меня в облако удушающе едкой пыли, и исчезает.

…«Жигули» тормозят на въезде в Грозный, недалеко от поста ГАИ. Останавливаемся рядом. Водитель, не выходя из машины, делает знак, чтоб мы опустили стекло:

– Дальше езжайте сами.

Гурам достает из кармана бумагу с адресом Гамсахурдиа:

– Друг, не знаешь, где улица…

– Я город не знаю, спросите у ментов, – машина резко рвет с места и исчезает в темноте пригородного шоссе.

На часах 21:25. Далее счет нашей миссии в Грозном пойдет на минуты, поскольку завтра к полудню мы уже должны вернуть в гараж машину вместе с водителем и готовыми к борьбе за голоса избирателей предстать пред своим кандидатом в президенты Калмыкии.

Гаишник, услышав от Гурама адрес, как мне кажется, смотрит на нас без особой симпатии. Он машет жезлом в сторону погруженного в полутьму города и цедит сквозь зубы неопределенное: это там. Мы понимаем, что ничем более он нам полезен будет. Приходится переспрашивать у стоящего неподалеку таксиста. Он и сидящий в салоне пассажир, постоянно споря друг с другом, объясняют дорогу с таким обилием городских ориентиров, что мы окончательно запутываемся. К счастью, Гурам вспоминает, что у него есть номер мобильного телефона охранника, живущего в доме Гамсахурдиа. Звонит ему, и тот корректирует наше дальнейшее передвижение по городу до тех пор, пока не оказываемся у настежь раскрытых ворот.

Экс-президент встречает нас на ступеньках большого двухэтажного особняка, по всей видимости, летом утопающего в зелени: «Добро пожаловать в мою “маленькую Грузию!”». Он одет так, будто собрался на официальный прием – черный костюм, белоснежная рубашка и строгий галстук. Приглашает зайти в дом, но дальше прихожей не ведет.