Демоны Дома Огня - Александра Груздева

Клык царапнул губу. Ада не почувствовала боли. Она сглотнула солоноватую жидкость, прижала тыльную сторону ладони ко рту, на коже осталась размазанная, затухающая красная полоса. Но ручеек крови заструился из уголка рта. Ашер вздрогнул и отстранился. Кровь коварно капнула на ступеньку. Дом жадно впитал подношение.

– Ты должна уйти, – отдал он лающий, отрывистый приказ. Все как прежде. Он не изменился. На мякоти сердца стремительно нарастала прежняя броня.

– Разве ты не искал меня? – прошептала она, заглядывая ему в глаза. Один глаз с вертикальным зрачком хищно сжался в узкую полоску.

– Искал, – как безжизненное эхо, откликнулся он.

– Ты сомневаешься в том, что я и есть твоя бывшая жена Амрита?

При имени Амриты он вздрогнул, и Ада со злорадством отметила, что Ашеру тоже легко сделать больно.

– Ты не Амрита.

Да как он смеет? Она скучала по нему. Она умирала без него. Ее сердце превратилось в мертвый остров.

– Что? – Она не верила своим ушам. – А мои воспоминания? – Ада взахлеб принялась пересказывать ему все, что увидела во сне, все, что узнала. – Ты как-то спросил, почему я оставила тебя? Я могу тебе ответить.

Он остановил ее движением руки:

– Не нужно.

– Скажешь, что все это – ложь?

Его голова качнулась, как усталый маятник:

– Я знал и раньше.

– Как? Когда?

– Когда ты нашла ожерелье. Никто не находил, а ты нашла.

– Оно чудесное. – Ада приложила руку к груди, нащупывая камни. После Ночи Фортуны она носила украшение каждый день, не снимая.

– Нравится?

– Очень.

– Это правда, – с расстановкой подтвердил он. – Значит, ты перестала лгать мне и, что важнее, самой себе. Сапфиры для этого ожерелья я собирал четыре сотни лет. Лучшие из ланкийских. Это было украшение Кай, принцессы Зеленого острова. Она подарила его тебе на свадьбу, то есть Амрите, – поскользнувшись на слове, поправился Ашер. – Амрита говорила, что терпеть не может ожерелье. Мол, оно как насмешка. Напоминание, что ради другой женщины ее мужчина совершал подвиги, рылся в шахтах. – Он горько усмехнулся. – И продала его флорентийскому ювелиру за бесценок. Несколько раз они пытались сбыть его с рук, но ожерелье неизменно возвращалось. А потом я просто платил семье ювелира, чтобы оно оставалось у них. Ты когда-то была ею. Но столько времени прошло…

Злость, как кипящее масло со сковородки, бросилась ей в лицо:

– Ага, понимаю! Срок годности вышел? Теперь я недостаточно хороша для тебя. А знаешь, почему? Ты не меняешься и не хочешь, чтобы кто-то менялся. Тебе не нравится, что я изменилась. Ты всегда считал меня своей собственностью. Своим творением. Как же, ведь это ты меня нашел, научил всему! Но от всех твоих знаний мне не было никакого прока, Ашер. Я не получала удовольствия ни от древних языков, ни от геометрии или философии, ни от алхимии. Я даже не понимала, для чего они нужны. Ты заботился только о себе, о своей репутации – не обо мне. На меня, мои чувства и мои желания тебе было наплевать.

Он молча выслушивал обвинения, и от этого Ада взъярилась еще больше:

– Ты никому никогда не даешь второго шанса. Права на ошибку у твоих женщин попросту нет. Если они чем-то тебя утомляют, раздражают, ты отшвыриваешь их от себя. Разве не так было с Кай? Ты не простил ее. Не простил попыток ограничить твою свободу. Ты не терпишь ограничений. Не терпишь женских слез и истерик. Это все тебе неугодно. Но мы люди, Ашер. Не такие, как ты. Мы целиком и полностью люди. Отчасти мы состоим из плохого настроения, расшатанных нервов. Если мы кого-то любим, то стремимся привязать к себе.

Угол рта у него задергался. По щеке пробежала рябь. Ада торжествовала – ага, пробрало! Ему невыносимо ее слушать!

– Ты отталкиваешь от себя даже своих собственных детей! Если бы у меня были дети, я ни на шаг бы их не отпустила, я бы любила их так сильно, как только смогла бы. Ты же со своим сыном Марком даже двух слов не сказал. Ты хоть с ним здоровался когда-нибудь? Или воспринимал как часть интерьера? Ах, он, видите ли, слабый, не Гильяно! Так ему надо дать поверить в себя. Всех женщин, которые говорили тебе о любви или испытывали к тебе какие-то чувства, ты прогонял, мучил. А знаешь, почему? Потому что они не были твоими созданиями. Тебе нужна была лишь та бессловесная дурочка, твоя возлюбленная Амрита. Девочка-бабочка, которая живет один день!

Ада не предполагала, что Ашер может ударить ее. И больше удивилась, чем испугалась, когда лицо обожгла пощечина.

– Так говорить о ней я не позволю даже тебе.

Ада приложила ладонь к горящей щеке.

Ашер выглядел почти виноватым:

– Не думал, что мне придется объяснять… Я искал ее не для того, чтобы вернуть.

– А для чего тогда?

– Чтобы все исправить.

– Исправить?

Он заговорил, и каждая фраза была для него как барьер, который он брал с напряжением всех сил:

– Амрита сбежала из Дома Гильяно. Самоубийство, намеренное убийство ребенка, даже если это лилу… Я знал, на что ты обрекла себя, покинув Дом таким путем. Я знал, как тебе будет тяжело в жизни… в каждой жизни. Ты будешь зависеть от воли мужчин, тебя будут предавать, уничтожать. Ты будешь одна. Всегда одна. Без семьи, без детей. Твои возлюбленные будет умирать, дети не будут рождаться. Ты будешь кричать в небо: «За что мне эти мучения? Почему ты не любишь меня? Почему ты у меня все отнимаешь?» А я буду знать ответы на твои вопросы. Но не смогу ответить тебе. Не смогу помочь. Твои страдания будут продолжаться круг за кругом. Снова и снова. На каждом витке жизни. Я не мог этого вынести. Я хотел помочь. Найти тебя, чтобы все исправить. Сделать так, чтобы ты могла жить счастливо.

И что-то внутри нее отозвалось болью на его слова. Будто она помнила все мучительные ночи, когда взывала к бездушным небесам, просила о помощи.

– Однажды я был очень близко, был почти уверен, что это ты. Волосы как солнечная корона. В тот раз я не успел – они сожгли тебя. Праведники, религиозные фанатики. Что они только не творили во имя Бога! Мне досталась горсть пепла и груда обгоревших костей. До сих пор чувствую на пальцах твой пепел. Это был не тот пепел, в который превращается душа в Доме Гильяно, из частиц которого она вновь прорастает в Саду. Обычная грязь, тлен. Я был бессилен воссоздать тебя из него. Эта потеря была даже страшнее твоего побега из Дома Гильяно. Я был обречен оставаться на шаг позади, тянуться, но хватать лишь пустоту. Ты ускользала между пальцев, как ветер. Неудивительно, что семья считала меня безумцем. Я и был безумцем. И через несколько сотен лет мне повезло снова: я встретил девушку с руками танцовщицы из Дома Гильяно.

Ашер криво усмехнулся, вспомнив встречу с Адой. Львиная половина его лица оскалилась.

– Я почти желал, чтобы ты оказалась обычной девушкой, чтобы я снова ошибся. Ждал, когда тебе надоест моя холодность, моя жестокость. Ждал, когда у тебя кончится терпение. Я боялся своей удачи. Мне нужно было быть очень осторожным, чтобы не привязаться к тебе. Антонио пытался предостеречь меня, но и без того напомнил, что я хожу по краю, что связь между нами настолько крепкая – почти родственная, и видна даже через столько твоих воплощений, ее необходимо оборвать, чтобы ты смогла жить своей жизнью. Со мной у тебя не было на это шанса.