Свои и чужие - Петр Хомяков

Итак, проблема потенциального «русского буржуазного националиста» в Российской империи в том, что националистические чувства почти невозможно пробудить при наличии чужой интернациональной религии (при отсутствии пусть и катакомбной, но национальной, альтернативной религии) и при укорененности мифа о русском характере российского государства.

Эти факторы не дают возможности начать идеологическую борьбу, успех которой является обязательной предпосылкой для начала борьбы политической (без этого начинать серьёзную политическую борьбу вообще бессмысленно).

Как преодолеть эти барьеры? Очевидно, на пути «регионального национализма». Иначе говоря, объявить свою общность «не русской» и начать борьбу за её «особые права» против якобы «русской» России.

Были ли подобные попытки в Российской империи? Разумеется, были. От гнёта поддерживаемого официальным православием российского государства стремились уйти путём регионального, «корпоративного» или конфессионального русского национализма.

Имели место, хотя и не до конца оформились, попытки казачьей, поморской, сибирской «не русской» самоидентификации. Широкая столичная публика слабо представляет себе глубину подобных тенденций. Между тем их отголоски дожили аж до советских времён.

Так, в начале 1970-х автор, работая в Средней Азии, был искренне удивлён вопросом: «Ты русский или уралец?» Оказывается, в те места «при царях» ссылали уральских казаков-староверов. А они всегда подчёркивали, что они «не русские, а уральцы».

Кстати, тенденция к отдельной самоидентификации русских староверов прослеживается очень отчётливо. А для староверов очень сильны мотивы деления людей на «своих» и «чужих», типичные именно для националистического менталитета. Напомним, кстати, что среди российского крупного купечества более 2/3 составляли староверы, т. е. налицо всё та же пресловутая тенденция «буржуазного национализма». Но национализма «особого», как бы и не русского.

На самом деле все эти попытки самоидентификации были как раз именно русскими, глубоко народными, но не российскими. Даже, в неявном виде, антироссийскими.

Эти попытки в итоге или провалились, или, как минимум, не развились. Причём не только политически, но и на предварительном, идеологическом этапе.

Примером немногих удач на этом пути стал украинский национализм. Он явился результатом успеха долгой и последовательной борьбы с интернациональной империей. Белорусский пример менее ярок, более случаен. Хотя в итоге и оказался гораздо более выигрышным. Но для анализа всё же более подходит украинский пример как иллюстрация именно целенаправленной борьбы.

Автор, возможно, задевает чувства иных украинских национал-радикалов, но мы считаем великоруссов, украинцев и белоруссов действительно единым народом. Тех же пресловутых различий в русском и украинском языках гораздо меньше, чем различий в прусском и баварском диалектах немецкого или пьемонтском и сицилийском диалектах итальянского.

И по всем системообразующим признакам украинский национализм является просто доведённой до конца тенденцией обособления, имеющейся у многих и в самой России. У тех же упомянутых нами уральских казаков-староверов. Возможно, при других обстоятельствах мы могли бы сейчас говорить об «уральцах» и их «самостийном» государстве, в то время как украинцы оставались бы частью русского народа.

Итак, мы считаем украинский национализм реализовавшимся примером весьма широкой, можно сказать общерусской, но антироссийской тенденции.

Мы сейчас не будем обсуждать роль внешних сил в становлении украинского национализма. Она очевидна. Не будем также говорить об издержках этого национализма с точки зрения общерусских целей. Они тоже очевидны.

И, наконец, не будем касаться тех проблем и тех нереализованных возможностей, которые имеют место на самой Украине. Тем не менее, подчеркнём, что большая часть украинских просчётов, если внимательно приглядеться, обусловлена как раз попытками сохранить имперские бюрократические (и не только бюрократические) структуры и стереотипы жизни уже без империи.

Можно посочувствовать делу украинского освобождения и процветания. Но надо согласиться, что преодолевать имперские пережитки без империи всё же легче, чем при её сохранении. В этой связи нелишним будет напомнить, что у Украины и Белоруссии всё же нет «своих Чечни и Дагестана», которые являются головной болью нынешней России. А в Белоруссии даже нет (вот счастье-то) и чеченской мафии. Впрочем, и других кавказских мафий (а на долю кавказцев приходится более 2/3 тяжких преступлений в России) там тоже нет.

За одно это уже стоило без оглядки бежать из интернациональной российской империи.

Кроме того, повторим тривиальную истину. Войн без жертв не бывает. В том числе войн политических и идеологических. Да, победа украинских националистов в итоге оказалась пирровой, что становится очевидным сейчас.

Но только ли они виноваты в этом?

Пусть русский читатель вдумается и примерит на себя положение «малоросса»-украинца. Основатель литературного украинского языка Т. Шевченко именно волею российского государства отдан в крепостное рабство немецкому помещику. А после того, как он был освобождён из рабства усилиями частных лиц (пусть среди них были не только этнические русские, но тем не менее), российское государство опять погружает украинского гения в полурабское состояние российского солдата.

Разумеется, драма Шевченко наиболее известна. Но является ли она и наиболее трагичной? Боюсь, что нет, при всём трагизме судьбы поэта.

Вспомним, как украинскими крепостными русские цари наделяли «грузинских гусар». Пусть современный читатель, знакомый с ситуацией на московских рынках, попытается представить, как славные «белые» украинские девушки и женщины целыми деревнями попадали в рабскую зависимость от сластолюбивых «чёрных» «горных орлов». Зависимость не только фактическую, но и формальную. Зависимость полную.

Ну, русский читатель, напряги своё воображение! Представь себе реалии и подробности подобной ситуации!

А если представил, правдиво ответь на вопрос, что должны чувствовать украинцы к российскому государству, «подарившему» им такие сюрпризы? И не надо разводить политическую арифметику типа «освободили от польского помещика, отдали грузинскому».

В том то и драматизм, что даже и от польского толком не освободили. Привилегии польских дворян по большей части никто не трогал. Даже когда поляки почти 100 лет доказывали свою враждебность российскому государству, оно продолжало вплоть до столыпинского премьерства защищать его интересы в ущерб интересам украинского и белорусского крестьянства.

Напомним, эта коллизия стала одним из оснований для критики и недовольства Столыпиным «сверху». Недовольства, которое развившись в других эпизодах, в итоге и привело к гибели этого деятеля. Мы не склонны идеализировать Столыпина. Однако даже его робкий «национальный» патриотизм был отторгнут той империей, которую он искренне пытался спасти.