Самоучитель начинающего адвоката - Юрий Чурилов

Судья не надеялась на мирный исход дела, поэтому, открыв очередное заседание, не стала задавать сторонам по этому поводу никаких вопросов. Но ее вдруг оборвал представитель потерпевшего, рассчитывавший побыстрее освободиться от дела. Впервые в практике фирмы исключение было сделано для многодетной матери, и дело прекращено в связи с примирением сторон.

Это библейское изречение, принадлежащее Иисусу, действительно, помогло.

Однажды ко мне на прием пришла с улицы взволнованная женщина с просьбой заключить с ней соглашение на ведение уголовного дела. Она обвинялась в нанесении побоев и угроз убийством в отношении престарелой больной матери, инвалида 1-й группы. Эта настоятельная просьба выглядела весьма странно не только потому, что обычно в места не столь отдаленные клиенты по таким статьям не попадают, но и в связи с тем, что озабоченность собственной судьбой нехарактерна для людей, злоупотребляющих спиртными напитками.

Несмотря на то что по паспорту ей было около пятидесяти, обрюзгшее лицо старило ее как минимум лет на двадцать, говорила она сбивчиво, часто повторяясь и заговариваясь. Достаточного количества денег для найма адвоката у женщины не было, однако я взялся за дело, так как меня подкупила какая-то ее неподдельная искренность и не мог я остаться равнодушным к ее «крикам» о помощи… И еще была причина: маникюр, который не увязывался, на первый взгляд, с ее беспорядочным образом жизни. Не смутило меня и то, что, по сообщению моего коллеги, присутствовавшего при разговоре, ее он видел недавно в здании суда в самом непристойном для женщины виде, который стыдно здесь описывать даже в общих чертах.

Подзащитная пыталась меня убедить в том, что она никаких телесных повреждений матери не наносила и принесла письменное заявление от нее о прекращении дела, поскольку сама потерпевшая была лежачей больной и с постели не вставала. Это заявление мы сразу же отправили в суд почтой, но, честно говоря, оно вызвало у меня недоверие. Вполне возможно, что, живя вместе с матерью, клиентка могла ее уговорить дать нужные показания или даже заставить сделать это. В конце концов, потерпевшая могла написать это заявление, пожалев свою непутевую дочь.

Как ни странно, но заявление озадачило судью в момент решения вопроса о необходимости оглашения показаний неявившейся потерпевшей, в которых она обличала свою дочь по всем статьям. Моя клиентка заявила, что расписывалась в протоколах своих признательных показаний, не читая их, в состоянии алкогольного опьянения (косвенно это подтверждалось отсутствием собственноручных записей о личном прочтении протоколов) и в отсутствие адвоката. Объясняя телесные повреждения, она ссылалась на то, что мать постоянно падает, вставая с постели. После был вызван сотрудник полиции, подтвердивший, что клиентка виновата и во всем ему признавалась, а также единственная свидетельница-соседка, которая еще более запутала дело, отказавшись от своих показаний. Как это часто бывает, сотрудники полиции заинтересованы в возбуждении уголовных дел, составляют протоколы как под копирку, а тут удача – обвиняемая, уже ранее привлекавшаяся к уголовной ответственности, которой вряд ли кто поверит в том, что она не совершала очередного преступления.

В конце концов судья решила организовать выездное заседание для допроса потерпевшей и разобраться на месте в том, что произошло. К моему удивлению, в доме и на приусадебном участке был полный порядок, не было и намека на то, что хозяйка – пьяница, ведущая аморальный образ жизни. На пороге мы сразу же услышали громкий голос глуховатой старушки – матери подсудимой, прикованной к постели.

Я понял, что на фоне постоянного беспокойства и капризов со стороны тяжелобольной матери моя клиентка не могла удержать себя от пагубной привычки, хотя она добровольно предпринимала попытки лечения от алкогольной зависимости. Когда-то давно подзащитная работала дворником, но ей пришлось бросить работу из-за матери, и теперь жила она на ее пенсию и те нерегулярные крохи, которые приносил в дом сожитель. К тому же жила она не в Переделкино, среди ее соседей не было ученых и писателей, напротив, все в этом микрорайоне пили в той или иной степени. В общем, не было никаких интересов и просветов в жизни и у нее. Картина предстала весьма мрачная и безысходная. При всем этом потерпевшая заявила судье, что протоколы подписывала не читая, раньше неоднократно падала с дивана, угрозы попытки ее удушения категорически отрицала.

Я изначально настаивал на прекращении уголовного дела за примирением – эта позиция в данном случае представлялась более реальной, чем требовать постановления оправдательного приговора, но судья открыто возражала мне, ссылалась на то, что уже дважды в отношении моей подзащитной аналогичные дела при сходных обстоятельствах прекращались за примирением. Хотя, думаю, что судья после выездного заседания прекрасно все поняла и вряд ли хотела вынести обвинительный приговор, но и оправдательный приговор она вынести не могла. Тогда я пообещал, что буду настаивать на возвращении дела прокурору, поскольку для этого имелись весьма серьезные основания. Для прокуратуры такая перспектива дела была весьма нежелательна, тем более в конце отчетного года.

После того как сама судья недвусмысленно намекнула о такой возможности, в перерыве между заседаниями мне на работу неожиданно позвонил заместитель прокурора района и сообщил, что меня хочет видеть прокурор. Причин он не указывал, а я и не спрашивал. Поскольку такое случилось впервые в моей практике, я с любопытством поспешил на встречу.

Прокурор сидел в своем кресле, предложил присесть и спросил: «Вы защищаете …?» – «Да, я». – «Я смотрел ее дело, она виновата, уже много раз один и тот же вопрос…» В общем, суть разговора сводилась к тому, что прокурор ничего конкретного у меня не просил и, казалось, даже чувствовал себя как-то неловко, только повторял, что судья не может прекратить дело, а санкция предусматривает различные виды наказаний, в том числе есть возможность назначить минимальное наказание. Я понял, на что он намекает и что хочет от меня, но из вежливости не стал с ним спорить и доказывать невиновность своей подзащитной, а лишь озвучил бескомпромиссную позицию защиты. Так безрезультатно мы и расстались.

Перед последним заседанием судья, улыбаясь, спросила меня: «Вас вызывал прокурор?» По всей видимости, она узнала об этом случайно, без подробностей, так как тщетно пыталась выяснить у меня, о чем был разговор. Как мне показалось, ей была не совсем приятна эта ситуация, и в итоге дело было прекращено за примирением сторон – в третий раз.

После известных событий на Украине граница наших государств стала очагом повышенной напряженности и подозрительности. В моей практике было два показательных в этом смысле дела.

Первое – о восстановлении молодой пограничницы на службе в органах ФСБ, которая была уволена из-за контактов с бывшим супругом, отцом общего ребенка – сотрудником таможенной службы Украины. Ей вменялось в вину невыполнение секретного приказа ФСБ, который предписывал сотрудникам сообщать руководству определенную информацию об иностранных гражданах. Приказ этот был принят еще задолго до того, как отношения между братскими народами испортились. Теперь же вполне заурядное и незначительное нарушение правил могло иметь далеко идущие правовые и политические последствия, что и случилось с моей клиенткой.