Крылья голубки - Генри Джеймс

– Должен сказать, – добавил он ради своей собеседницы, – что увидеть вас значило для меня очень много – просто все.

Миссис Стрингем медленно поднялась с кресла при этих словах, которые, пожалуй, могли подсказать, намекнуть ей, что он пытается стать более осторожным. Она стояла перед ним, словно фактически увидела, что он – совершенно неожиданно – движим желанием распроститься с нею. Сверх того, у нее, как она полагала, заняло бы всего одну или две минуты – она очень ясно это ему показала, – если бы она продолжила настаивать. И к тому же она успела сказать ему об этом.

– Вы сделаете так, если сэр Люк вас о том попросит? Я имею в виду, если он сам поставит перед вами этот вопрос? И дадите ли вы ему возможность… – О, как она была теперь серьезна! – Изложить это вам?

– Изложить что?

– Что если вы скажете ей, что все обстоит совсем иначе, это может как-то помочь.

Деншер почувствовал – как это уже раз случилось с ним за эти четверть часа, – что покраснел до корней волос. Однако краска, бросившаяся ему в лицо как знак стыда, была им, так сказать, обесценена и осознана иначе – скорее как признак испуга. Это вполне явственно показало ему, чего он боится.

– Если я скажу ей, что что обстоит иначе?

Миссис Стрингем колебалась – резкий вопрос что-то оживил в ней: разве все это время Деншер не давал ей понять, что он знает?

– Как «что»? То, что лорд Марк ей рассказал.

– А что рассказал ей лорд Марк?

Вид у миссис Стрингем был совершенно потерянный… она в ужасе смотрела на Деншера, словно перед нею стоял человек, ни с того ни с сего оказавшийся порочным.

– Я же все время считала, что вы сами знаете. – Теперь настало время покраснеть и ей.

Сей факт тотчас вернул ему чувство жалости к бедной даме, но его одолевали и другие проблемы:

– Так вы знаете…?

– О его кошмарном визите? – Она смотрела удивленно. – А как же иначе? Ведь все это произошло из-за него!

– Ну да, это я понимаю. Но вы знаете еще и…

Он прервал себя, но она сама теперь желала сказать ему все, что знает.

– Я говорю о том, – сказала она успокаивающим тоном, – что́ он ей сказал. И я полагала, что как раз это вы знаете.

– Ох! – воскликнул он, сам того не желая.

Его восклицание, как выяснилось в следующий же миг, явно принесло ей облегчение, словно он мог предполагать, что она имеет в виду нечто совсем другое. Его возглас сразу же ее просветил.

– Ах, вы думали, что мне было известно, что это правда!

Такое понимание заставило ее покраснеть еще больше, и Деншер осознал, что выдал себя. Не то, впрочем, – сразу же и еще яснее осознал он, – чтобы это имело теперь большое значение. Вот оно и вышло наконец наружу, и теперь этого уже никак не отложишь. Они остались с ее идеей – той, что она побуждала его принять. Десять минут назад он заявил, что должен сначала понять, и она действовала, в конце концов, в этом ключе. Только вот то, что он стремился понять, было не таким уж мелким делом, возможно, даже более крупным, чем представлялось до сих пор.

Он снова сделал тур по комнате, не отвечая на ее последнюю реплику, с минуту «послонялся» – как сам назвал бы это – перед окном, и миссис Стрингем, конечно, не могла не видеть, что прижала его к стенке. И она действительно не преминула тут же это заметить, в результате чего ее ощущение, что она его «поймала», вызвало у нее некоторые угрызения совести, и она произнесла мягко, словно не желая прижать его еще больше:

– Я имею в виду, что он рассказал ей, что вы все это время были обручены с мисс Крой.

Деншер рывком обернулся: услышать эти слова было точно получить удар плеткой; и он задал вопрос – совершенно идиотский, как он позднее понял, – произнеся первое, что пришло ему в голову:

– Какое «все это время»?

Она была сама мягкость:

– О, это ведь не мои слова. Я только передаю вам то, что он сказал ей.

Деншер – раздражение его уже покинуло – вовремя спохватился:

– Простите мне мою грубость. Разумеется, я понимаю, о чем вы говорите. Я видел его тогда, ближе к вечеру, – объяснил он затем, – на пьяцце, всего лишь видел мельком – сквозь стекло витрины, у Флориана, – мы даже парой слов не обменялись. Фактически я ведь едва знаком с ним, нам не представилось такой возможности. Более того, я видел его только раз – он, по всей вероятности, в тот же вечер уехал. Однако я понимал, что приезжал он не просто так, и я все перебирал в уме – ради чего же он мог приехать?

Ах, но ведь так же отнеслась к этому и миссис Стрингем!

– Он приезжал излить свою злобу.

Деншер счел, что она права.

– Он явился, чтобы сообщить ей, что он гораздо лучше, чем она, знает, ради кого она пару месяцев назад в этом дворце – в этом своем иллюзорном раю – ему, лорду, отказала.

– Как вы его поняли! – И миссис Стрингем почти улыбнулась.

– Это-то я понял, но не могу понять, какую пользу он из этого для себя вынес.

– Пользу? Польза, он полагает, еще может прийти к нему в руки, если у него хватит терпения – не так-то много и надо: ведь он не знает, что он с нею сделал. Только мы, видите ли, одни мы знаем это.

Он видел, но вопросы оставались.

– Она что же, скрыла от него… то, что чувствовала?

– Она сумела – я уверена в этом – ничего ему не показать. Он нанес ей свой удар, и она приняла этот удар глазом не моргнув. – Миссис Стрингем говорила, точно роман писала, и это снова ввело в игру ее восхищение тем, о чем она рассказывала. – Она просто великолепна.

Деншер снова печально согласился:

– Великолепна.

– А он, – продолжала миссис Стрингем, – идиот из идиотов!

– Идиот из идиотов. – Задумавшись на какой-то момент обо всем этом, о глупой обреченности, во всем этом кроющейся, они смотрели друг на друга. – И его еще считают таким ужасно умным!

– Ужасно умный – это личное мнение Мод Лоудер. И он был очень мил со мной в Лондоне, – добавила миссис Стрингем. – Мне чуть не стало его жаль – ведь он явился с такой чистой совестью!

– Вот уж точно – безнадежный осел!

– Да, но у него не было… я поняла это сразу же, из того немногого, что она с самого начала мне рассказала… у него не было намерения причинить ей хоть какой-то вред. Ни малейшего.

– С ослами так обычно и бывает – хотят как лучше, а получается хуже всего, – возразил ей Деншер. – На самом-то деле у него было всего лишь намерение навредить мне.

– И добиться пользы для себя – он надеялся получить ее в будущем. Он не смог переварить то, что произошло с ним в предыдущий визит. Его так тяжко унизили!