Промис-Фоллс. Книги 1-4 + Отдельные детективы. 8 книг - Линвуд Баркли

– Говорю же тебе, что сумею справиться. Есть пара дел, которые можно завершить еще до утра.

– Да уж, заверши, будь любезен. У меня такое чувство, что мы сидим на пороховой бочке. Ты должен сделать еще один шаг, но, если сделаешь его, непременно наступишь на мину. – Женщина вздыхает. – У тебя одна за другой рождаются бредовые идеи.

Сын устало опускается на стул за кухонным столом.

– Боже! Я лишь хочу, чтобы все пришло в норму. У нас же никогда и ничего не было нормальным.

– У некоторых людей жизнь так и не становится нормальной, – произносит она. – Так уж у них выходит. – Она осматривает комнату, но на самом деле ее взгляд устремлен куда-то дальше. Больше себе, чем сыну, женщина говорит: – Мы все тут как заключенные в тюрьме. Я уже столько лет не ездила в отпуск.

– А у меня вообще нет никакой жизни, – вторит он. – Это все омрачает. Не удивительно, что она меня бросила.

– Она так или иначе была тебе не парой. – Для матери ни одна девушка не подходит для сыночка. – Что именно она сказала?

– На самом деле она не сказала ничего. Просто оборвала все. Но я знаю причину. Она почувствовала: что-то здесь не так. Я ведь даже не мог привезти ее сюда, чтобы познакомить с тобой. Пришлось организовать встречу в кафе. Понятно, ей показалась странной полная недоступность этого дома.

Женщина прикладывает ладонь ко лбу. Уже поздно, и она предельно утомлена.

– Тебе нужно тревожиться о куда более серьезных вещах. Найди девушку, а потом того парня. Сделай так, чтобы он не смог причинить нам вреда.

– Знаю. Тебе не нужно постоянно твердить мне об этом.

– Даже после того, как ты их найдешь и разберешься, нам, вероятно, придется кое-что здесь изменить, – говорит она, уперев взгляд в пол, будто может видеть насквозь.

– Я спущусь, чтобы взглянуть на него.

– Что-то странное происходит с его тетрадью, – замечает она.

– О чем ты?

– Я больше нигде ее не вижу. Он сказал, что пишет в ней, когда я ухожу. Это на него не похоже. Я начинаю беспокоиться по поводу записей, которые он делает. Ты должен спуститься и найти ее.

Он уходит вниз. А вернувшись через несколько минут, сообщает матери:

– Ее там нет. Я нигде не смог ее найти.

– Что он сказал?

– Я спросил, куда он дел тетрадь. Он не помнит.

– Только не говори мне…

– Думаю, так он и поступил. Отдал тетрадь мальчишке.

Женщина зажмуривается, как от физической боли.

– Это не имеет значения, – говорит он. – Там сплошной неразборчивый бред. Совершенно бессвязный.

Но она качает головой:

– Может, и так. Но в тетради проставлены даты. И написано все его почерком.

Глава 22

Когда Скотту было двенадцать лет, он придумал сюжет для фильма. И изложил его нам с Донной за ужином.

«Это про парня, который прилетает на Землю из другой галактики. Или с Марса, например. Не так уж важно. Он хочет посмотреть на земных людей, а поэтому ему самому приходится принять форму человека, чтобы никто не догадался, как он выглядит на самом деле, а то это, типа, страшновато. У него червяки растут по всему лицу и все такое, хотя это всего лишь его кровеносные сосуды».

«Угу», – отозвался я, не отрывая взгляда от своей тарелки с лапшой.

«Сначала я думал, что его мог бы сыграть кто-то вроде Арнольда Шварценеггера, однако роль совсем не похожа на Терминатора, и я еще над этим поразмыслю. Его задание состоит в том, чтобы подружиться с каким-нибудь одним человеком и изучить его. Он делает выбор совершенно случайно, а потом наблюдает за поведением этого мужчины, следит, как землянин взаимодействует с окружающими. Но только инопланетянин не догадывается, что избрал тупого дегенеративного типа, у которого нет настоящих друзей, а потому он почти не общается с другими землянами. И вот когда пришелец возвращается на родную планету, то докладывает, что все жители Земли одиноки, несчастны, ни на что не пригодны. А еще странные. Им нравится то, что не может нравиться никому».

Какое-то время мы с Донной молчали. Потом я спросил: «И на этом конец фильма?» Скотт покачал головой: «Нет. Вовсе нет. У фильма счастливый финал. Инопланетянин возвращается и забирает человека, за которым, типа, наблюдал, на свою планету, потому что жалеет его. А там землянин становится счастливым, поскольку все считают его крутым, очень интересным, и он перестает думать о том, чтобы покончить с собой». Донна приложила ладонь к губам, поднялась и вышла из комнаты. «Это она из-за червей на лице? – поинтересовался Скотт. – Я могу убрать их из фильма, если получается слишком уж жутко».

Не знаю, почему я вспомнил именно об этом, когда закончил краткий разговор с Огастесом Перри и снова поднялся на мост, где меня дожидался Шон Скиллинг. Впрочем, вспышки воспоминаний о Скотте озаряли меня чуть ли не каждые пять минут с тех пор, как его не стало. Он всегда был где-то рядом, на самой поверхности сознания, независимо от того, чем я занимался.

Может, это воспоминание вызвала мысль о счастливом конце и расплывчатости этого понятия, о том, как по-разному оно воспринимается каждым из нас. У Скотта некий недоумок, перенесенный в другой мир за миллионы миль от дома, обретает счастье среди инопланетян, которые ценят его за одну лишь уникальность. Но стало ли это счастливым концом, например, для его родителей, навсегда покинутых им?

Наверное, я вспомнил сейчас о сюжете Скотта, поскольку начал уже тревожиться, что счастливого финала не будет