От Лукова с любовью - Мариана Запата

Потому. Что. Твою мать?

– Ты должен был сказать мне это прямо перед стартом? – проговорила я сдавленным голосом, тяжело и часто дыша.

Его грудь c шумом поднималась и опускалась, когда он, ловя ртом воздух, произнес:

– Угу.

Угу.

Просто угу.

– Ты…

Прежде чем я успела оборвать его, прежде чем я поняла, что, черт возьми, он делает, когда мы стояли, оба тяжело дыша, когда наши лица разделяли всего несколько сантиметров, когда оба мы ощущали мощный выброс адреналина и прилив силы, и что-то еще, что, как я на 99 процентов была уверена, было любовью, он очень нежно и задумчиво улыбнулся.

Быстро, как молния, наклонившись вперед, он чмокнул меня в нос.

В конце нашей короткой программы Иван Луков поцеловал меня в кончик носа.

И тот факт, что в публике раздались возгласы удивления и «ахи», от которых при других обстоятельствах я расплакалась бы, даже не произвел на меня впечатления.

Он не произвел на меня впечатления, потому что я была слишком сосредоточена на том, что, во-первых, он этого прежде не делал. Не говоря уже о том, чтобы сделать это во время телевизионной трансляции. Не говоря о том, что это случилось через три минуты после того, как он сказал, что любит меня.

– Что с тобой? – проговорил он громким шепотом, прежде чем выйти из нашей финальной позы и поклониться.

Он не дал мне возможности ответить, помешав вспыхнуть той задумчивой, хитрой ухмылке, появившейся на его лице, когда он встал рядом со мной.

– Сволочь, – прошептала я, кланяясь. Я никогда не любила реверансов. Они казались мне очень фальшивыми.

– Неудачница, – сказал он, когда мы склонились вперед.

– Зачем ты это сделал? – спросила я, едва слышно выговаривая фразу, когда мы повернулись в другую сторону и повторили поклон.

Он быстро взял меня за руку, сцепив наши пальцы, когда мы снова кланялись.

– Потому что я хотел это сделать, Фрикаделька. – Он сжал мою руку, когда мы, выпрямившись, махали руками публике, бросающей на лед мягкие игрушки и цветы. Никогда прежде я не видела, чтобы их было так много. Никогда. – Мы сделали это, – сказал он, все еще тяжело дыша.

Я улыбнулась, но оттого, что мне захотелось улыбнуться.

– Перестань смотреть на меня так, словно хочешь убить. Мы можем поговорить об этом позже. Не смущайся, – пробормотал он, потянув меня за руку, как только мы снова распрямились. – Мы оба знаем, что ты любишь меня.

Я хотела опровергнуть это. Правда хотела. Главным образом потому, что мне было противно от того, что его голос звучал так самодовольно.

Но мы оба знали, что я бы соврала.

Может быть, я никогда не произносила этих слов, но он знал. Так же, как знал о моей необучаемости, но никогда ничего не говорил. Так же, как знал о том, что шоколад – моя слабость, и кормил меня им, когда я больше всего в этом нуждалась.

Теперь я, в свою очередь, потянула его за руку, пытаясь подтолкнуть к выходу с катка и сердито шепча:

– Не будь таким самоуверенным.

– Очень жаль, – прошептал он.

* * *

Постреленок: ДЖЕСМИН, ТЫ – ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ.

Постреленок: Боже мой! Боже мой! Боже мой!

Постреленок: Ты смотрелась как королева.

Постреленок: Ты летала!

Постреленок: Ты стала кататься совсем по-другому.

Постреленок: Боже мой.

Постреленок: Я плакала.

Постреленок: Как жаль, что меня там не было.

Постреленок: Я приеду на национальный чемпионат. Аарон сможет посидеть с детьми. Я не пропущу его.

Только что из душа и все еще находясь в приподнятом настроении даже спустя четыре часа после выступления, я сидела на кровати и просматривала сообщения, отправленные моей сестрой. Я не смогла сдержать улыбки. Стукнув по иконке, чтобы позвонить ей, я отклонилась на спину и легла на кровать, слушая длинные гудки.

На третьем гудке моя сестра ответила:

– ДЖЕСМИН! Я НИКОГДА НЕ ВИДЕЛА, ЧТОБЫ ТЫ ТАК ХОРОШО КАТАЛАСЬ!

– Спасибо, Рубис, – ответила я, испытывая неловкость, когда произносила «спасибо», но что же еще я могла сказать?

– Мы с Аароном сходили с ума! Даже Бенни смотрел, он спросил, не тетю ли Джесси показывают по телевизору, – продолжала она. – Я так горжусь тобой, Джес. Я чертовски горжусь тобой. Не знаю, что ты сделала, но я никогда не видела, чтобы ты так каталась. Я и сейчас чуть не плачу, когда думаю об этом.

Теперь мне пришлось сдержатьcя от охов.

– Не плачь.

– Я ужасно рада, – пищала она, при этом ее голос звучал так, будто она вот-вот расплачется.

– Я тоже, – сказала я, с улыбкой на лице уставившись в потолок. – Не думаю, что когда-нибудь была так счастлива, заняв второе место после короткой программы.

Потому что мы с Иваном заняли второе место. И второе только потому, что мы проиграли один балл. Это был… пустяк.

Пустяк, потому что самой сильной у нас была произвольная программа. Во всяком случае, я думала, что это так. Выбрав для сопровождения музыкальные темы из мрачных фильмов, мы не прогадали, поскольку большинство других пар выступали под песни про любовь и подобную чепуху. Когда-то мы Полом делали то же самое, но, полагаю, я была не слишком убедительна, потому что была никудышней лгуньей, а в наших отношениях, безусловно, не было никакой любви и в конечном счете никакого уважения.

Поэтому, более чем вероятно, мы с Иваном собирались крайне удивить всех, выбрав для показательного выступления сингл «Целый новый мир»[42] из саундтрека к мультфильму «Аладдин», потому что… а почему бы и нет?

Странно, как срабатывают подобные вещи.

– Что же, ты выглядела прекрасно, и Иван тоже, и я не могла бы быть счастливее, чем теперь, – задыхаясь от слез, бормотала сестра.

– Прекрати плакать, – со смехом сказала я ей.

– Не могу. Я уже посмотрела вашу программу пять раз подряд. Мы записали ее. Даже отец Аарона позвонил, чтобы сказать мне, что вы были самыми лучшими из всех.

Как, черт возьми, отец Аарона узнал, что смотреть? – не спросила, но подумала я.

– Тебе удалось потом увидеться с семьей? – спросила она, немедленно перескакивая на другую тему.

И тогда я поморщилась:

– Да. Мы поужинали в гостинице, где мы остановились. – Мы все поужинали. Все мы.