Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Владимир Липовецкий

Из рассказа Ханны Кемпбелл:

— Когда мы прощались с Райли Алленом в Сан-Франциско, он каждому давал наставления. Мне он сказал:

— Ханна, если колония высадится в Панаме, обещайте, что будете сопровождать старших мальчиков. Не отпускайте их ни на шаг. Вы должны держаться вместе и вместе вернуться на борт.

— Почему же, Райли?

— Я не однажды бывал в Бальбоа. Там множество притонов, куда заманивают молокососов.

— Обещаю, что мой выводок будет всегда при мне, — ответила я ему. Аллен был прав. Мы заходили из кабачка в кабачок и везде видели испанских танцовщиков и женщин, флиртующих с молодыми парнями. Мы тоже включились в этот водоворот и, переходя с места на место, натанцевали целые мили, поедая при этом бесчисленное число сэндвичей.

Со мной рядом были Флоренс Фармер и Стеси Сноу. Они оказались спутниками что надо.

Я взглянула на часы и ахнула. Они показывали уже три часа.

— Мамаша Кемпбелл, — уговаривали меня мальчики, — заберите с собой девочек, а мы придем позднее.

Но я помнила обещание, которое дала Райли, и не уступила. Вернулись мы на пароход уже под утро. Я ужасно устала. Зато мой выводок был цел и невредим.

«…Прошлое нельзя вернуть. Но оно может повториться в воображении. И тогда вас овевает ветерок молодой радости или, наоборот, пронизывает сквозняк скорби».

Эти слова одного из русских писателей, которые привожу по памяти, я невольно вспомнил, слушая Петра Васильевича Александрова. В его рассказе тоже звучали радость и скорбь.

Ровно год нашему знакомству. В Ленинграде снова февраль, самый холодный и самый неуютный месяц. На тротуаре гололед, а промозглый ветер ищет слабое место в твоей одежде, чтобы выдуть остатки тепла, запасенного дома.

Слава богу, мы знаем на Невском ресторанчик, где вежливо откроют дверь, не мешкая проведут к столику, поставят на него хрустальный графинчик хорошей водки (в графинчике она вкуснее, чем в бутылке) и принесут подобающую ей закуску. Например, жаркое с перцем или рыбу, тушенную с хреном. А в придачу нежинские огурчики и пряные рыжики. И серые подогретые булочки, прикрытые серой же холстинкой.

Водка — не только потому, что мы продрогли. Год нашему знакомству! Как не отметить.

За это время мы встречались пять или шесть раз. И каждый раз это был разговор двух мужчин о прожитом и увиденном.

Александрова интересует все, связанное с морем. Узнав, что я работал в китобойных экспедициях, он засыпал меня вопросами… Устройство гарпуна, какой толщины линь, сколько дизелей на китобойце, охотятся ли в штормовую погоду, как долго длится антарктический рейс, каково сидеть в «вороньем гнезде», видел ли я пингвинов и приходилось ли высаживаться на шестой континент…

Потом наступает моя очередь спрашивать. Блестящий инженер, Петр Васильевич рассказывает, как в сталинские времена строились заводы, подземное метро и «Беломорканал», соединивший Волгу с северными морями и стоивший жизни десяткам тысяч людей.

— Это были заключенные — такие же рабы, как и те, что воздвигали древние пирамиды, — говорит он.

Я заметил, что строительство Панамского канала тоже оплачено немалыми жертвами. Тот же каторжный труд. А в придачу — неимоверная жара и малярия.

— Вы были в Панаме? — с неожиданным интересом спросил Александров.

— Был. Но уже давно.

— Как давно?

— Дайте вспомнить… Кажется, в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом. Сразу после Карибского кризиса.

— Не забыли?

— Как забыть! Мы находились в шаге от войны. Хрущев и Кеннеди противостояли друг другу как два турнирных бойца. И в каждой руке по ракете. Так вот, эти самые ракеты тайком перевозил из русских портов на Кубу наш теплоход «Тикси». В трюмах находились и сотни солдат в клетчатых рубашках.

— Почему в клетчатых?

— Для маскировки. Солдаты выходили на палубу только ночью, чтобы подышать. Потом эту тайную операцию так и назвали «Клетчатые рубашки».

— Выходит, вы вместе с Хрущевым несете ответственность за Карибский кризис, — прижал меня к стенке Александров.

— На «Тикси» я пришел чуть позже, когда Хрущев и Кеннеди уже обменялись мирными посланиями. После этого и грузы пошли мирные. В вашем ленинградском порту мы взяли для Гаваны комбайны для уборки сахарного тростника.

— Интересно бы узнать, что кубинцы вам дали взамен?

— Десять тысяч тонн сахара-сырца. Темно-коричневого, со жженым запахом. Запах этот преследует меня по сей день. Наш повар, от нечего делать, подсчитал, что этого сахара миллионному городу хватило бы для чаепития на целый год.

— А то и на два года. Это зависит от того, сколько ложечек кладешь в стакан, — пошутил Александров. — А куда вы везли сахар?

— В Японию. Мы его выгружали в Иокогаме.

— Да, в таком случае, вам было не миновать Панамский канал. Конечно, перевозить сахарный песок куда безопаснее, чем ракеты.

— Как сказать, — возразил я. — Вскоре я оставил «Тикси» и перешел на другое судно. И вот что случилось. «Тикси» загрузился в Австралии пшеницей. В Южно-Китайском море он попал в жестокий шторм и перевернулся.

— А что с экипажем?

— Никто не уцелел. Когда бываю во Владивостоке, то непременно прихожу на морское кладбище. Там памятник команде теплохода «Тикси». На нем много фамилий. Некоторых я знал. И каждый раз думаю, что и мое имя могло оказаться в этом скорбном списке…

Александров посмотрел мне в глаза и покачал головой:

— Я вас понимаю. После такого начинаешь больше ценить жизнь. За короткое время вы прошли узкий коридор между двумя опасностями — теми злополучными ракетами и ужасным кораблекрушением.

— На то воля провидения.

— Будете долго жить… Сами того не зная, вы пробудили и мои воспоминания.

— Какие именно?

— Панамский канал. Он тоже был частью нашей одиссеи. Одно событие, случившееся там, изменило мою жизнь.

— Что-то случилось?

Он отодвинул тарелку с закуской и, скрестив пальцы, положил руки на стол.

— Ваш «Тикси» шел из Атлантики в Тихий океан, то есть с востока на запад. А «Йоми Мару» — в противоположном направлении: из Тихого океана — в Атлантический. Вы везли сахар, а наш товар был далеко не сахар. Теперь, годы спустя, задним числом, удивляешься — как это никто не упал в трюм и не свалился за борт? Словом, «живой товар», как мы шутя себя называли. Товар капризный, неугомонный, непредсказуемый… Среди нас было немало шалунов и хвастунишек. Поди узнай, что кому взбредет в голову.

Особенно это касалось мальчишек среднего возраста. Я был в их числе. Если что меня и удерживало от шалостей, то это моя младшая сестра Леночка. Я о ней должен заботиться и быть примером. Не только потому, что дал слово отцу. Я очень любил свою сестренку. Как говорится, души в ней не чаял.