Твой враг во тьме - Елена Арсеньева

– Не такая уж чушь, – упрямо сказалпарень. – Я тебе спирту дам, чтобы снять первый шок, перетяну плечо вотздесь, чтобы кровь остановить. Этот резак шпалу перекусить может, не то чтокость.

– Ну, ты садист, оказывается, – шепнулСамурай. – Или это юмор такой черный? Пошел отсюда на хрен, понял?Расчленитель несчастный!

– И как ты это себе представляешь? –холодно спросил Дмитрий. – Вылезу и буду там стоять, ждать, пока тысдохнешь? Нет, извини, меня такому не учили!

Самурай зажмурился. Ох, как жгло глаза – отпыли, наверное. А сердце-то как жгло… Главное, правая рука – уж лучше бы левая,не так жалко. Нет – главное, что этот парень… Может быть, окажись здесь кто-тодругой, он и согласился бы… даже такой ценой. А позволить этому Майорову спастисебя… его братишка на небесах небось криком от злости кричит, а этот придурокмолодой ничего не слышит, ничего не понимает. Спасатель хренов!

– Последний раз говорю – уходи, –проскрипел он.

– Собственно, я могу обойтись и без твоегосогласия, – пробормотал Дмитрий.

Не слышит он его, что ли? Ничего, сейчасуслышит!

Самурай вздохнул как мог глубже, закашлялся…

– Ты брат Генриха Майорова?

Дмитрий насторожился, замер:

– Ты его знал?

– Помнишь 12 июня 92-го года?

– Что?..

Ага, проняло тебя, да? Ну а дальше еще пуще проймет!

– Помнишь, вижу. А подземный переход на НовомАрбате – помнишь?

– Откуда ты?.. – выдохнул Дмитрий иосекся.

– Оттуда. В том переходе был я. В брата твоего– я стрелял. И тебе в спину – тоже я. Адресок не забудь. И про Олесю… А теперь– пошел вон!

Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как Дмитрийплюнет ему в лицо, разразится проклятиями, ударит… Тот зашевелился, выходянаконец из ступора. Сейчас уйдет. «Ну, все-таки я его достал!» – подумал смрачным удовлетворением Самурай.

И задохнулся от режущего удара по горлу.

Когда Дмитрий выбрался наконец из завала, онудивился, как светло стало вокруг. Сначала показалось: солнце осыпает всевокруг красными, кровавыми лучами, но через несколько мгновений понял: это вглазах у него пляшут кровавые пятна, а на небе занялся серый, дождливый,неприглядный рассвет. Лёля и Олеся, увидев его, сначала ринулись вперед, ноДмитрий успел махнуть им рукой, и они послушно замерли у подножия завала. Онсмертельно боялся, что под их неосторожными прыжками вся эта гора каменногомусора стронется, осядет. Странно – когда лез в завал, это нагромождениеказалось довольно прочным… И тут же понял, почему начались подвижки: поразвалинам лазили люди! В основном это были мужчины, но кое-где мелькали иженские фигуры. Как же они попали сюда? Ах да, разлетевшимися обломками крышиповредило сигнализацию, даже проломило пролет ограды. Вот они и ринулись. Да,сцена ожила. Люди истово карабкались по разрушенным этажам, выгребали из того,что раньше было комнатами, вещи, швыряли вниз, ловили, подбирали, вязали узлы…

Что за чертовщина? Откуда? И вдруг Дмитрийдогадался: да ведь это из деревни набежали посмотреть, что случилось в усадьбе!И мгновенно приспособились к изменившейся реальности: гребут все, что плохолежит. Кто смел – тот и съел. Несут в обеих руках. Телег, правда, еще не видно,но можно не сомневаться: скоро пригонят и телеги!

Дмитрия затрясло в припадке брезгливости:сколько он видел развалин, но не встречал такого беспардонного мародерства.Третья мировая, апокалипсис сегодня!

Вяло усмехнулся. Надо же, еще способен начувства, а ведь только что казалось, будто ни на что не осталось сил. Думал,пережил самое сильное эмоциональное потрясение в своей жизни! Там, в подвале.Ладно, не стоит сейчас вспоминать о том, что было в подвале. Было и осталось… Иосуждать этих людей тоже не стоит. Вон, собаки не лают на них, не охраняют допоследнего дыхания хозяйское добро: применились к изменившимся обстоятельствам.Глупо их судить за это. Так же и люди… Да и он сам, если на то пошло, разве онне применился к обстоятельствам? Раньше казалось: встреться ему этот человек,узнает сразу, хоть и не видел его ни разу. Но не узнал… Раньше был уверен:попадись убийца Генриха ему в руки, окажись на расстоянии удара, выстрела,броска ножа – не уйдет живым. И вот вам результат… Не зря говорил Андрей:кровью кровь не смоешь. Истина, увы. Хотя, если честно, крови было пролитонемало! Дмитрий вздрогнул, снова переживая это мгновение, когда увидел, чтослишком слабо затянул жгут… Ничего, обошлось. Конечно, повязка при дневномсвете выглядит жутко. По-хорошему, надо бы перевязать плечо снова, но как бы вкрестьянушках не пробудились классовые инстинкты…

Он побрел на подгибающихся ногах вниз,сгибаясь под тяжестью ноши.

Олеся и Лёля стояли обнявшись – обе бледные,обе не верили своим глазам. Вдруг Олеся рванулась вперед – но, не пробежав идвух шагов, ничком рухнула на землю. Лёля испуганно вскрикнула, застыла,беспомощно прижав руки к горлу…

– Ничего, – проскрипел Дмитрий. –Это она его увидела.

– У нее шок, – дрожащими губами выдавилаЛёля.

– Хорошо, – кивнул Дмитрий. – Шок –это хорошо.

Вряд ли он сейчас соображал, что говорит.Хотя, впрочем, почему? Шок милосерден, набрасывает плотное покрывалобеспамятства и закрывает от человека жуть, в которой ему предстоит жить.

Лёля приподняла девочку, прижала ее голову кгруди, неотрывно глядя на окровавленное тело, который Дмитрий осторожно опускална землю.

– Ты тоже весь в крови…

– Ничего. Это его…

Она зажала рот рукой, ничего не спросила –только смотрела, слабо смаргивая слезы. Дмитрий был благодарен за это молчание.

Постепенно удалось восстановить дыхание,справиться с голосом:

– Надо уходить отсюда.

– Да, – поспешно закивала Лёля, с ужасомоглядываясь. – Эти люди… Они с ума, что ли, сошли? Как по кладбищу… Но какмы их понесем, двоих?

– И еще снаряжение, – кивнул Дмитрий небез уныния. – И еще я кое-что оставил у пруда – тоже надо забрать.

Она взглянула с испугом – и вдруг лицо ее ещебольше побледнело, глаза стали огромными.

– Эй вы, чего нашли? – послышался сзадиоживленный голос, и плотная баба с нечесанными со сна волосами, в платье,кое-как напяленном прямо на ночную рубашку, подобралась к ним, с цирковойловкостью балансируя на грудах битого кирпича.

При виде окровавленного человека ее плоское,смуглое лицо с маленькими черными глазами разочарованно увяло: